– Ну, хватит, – громко сказал я.
Поднялся и вышел. На выходе заляпался о крашеную дверь.
Мне было и смешно, и противно. Гребаный молокосос, думал я. Льстивая хитрая скотина. Да пропади ты пропадом вместе со своим идиотским театром, талантливый мистер Меньшиков. Ты хочешь работать со мной? Хочешь стать крутым? Так вот что я скажу тебе. Меня еще никто и никогда не разводил втемную. Хотя многие пытались. Еще никогда и никому я не позволял себя использовать. И ты, сука, не станешь первым.
За спиной раздался грохот шагов, размноженный эхом. Ты не сбежал, а рухнул вниз по лестнице, перелетая через три ступеньки. И нагнал меня.
– Прости, – сказал ты мне в ухо. Схватил за рукав и повторил: – Прости пожалуйста.
Зубы у тебя были белые. Я сжал кулак.
– Что. Ты. Этим. Хочешь. Сказать? – спросил я раздельно, очень ясно представляя, как выбиваю тебе зубы – один за другим.
– Прости, – повторил ты.
Мы были одного роста, но я стоял двумя ступеньками выше. Твое лицо пошло красными пятнами. Волосы растрепались. Я втянул носом воздух: от тебя пахло жареной картошкой и еще чем-то острым.
– Я хотел тебе показать… – начал ты жалобно. – Просто хотел доказать, что я могу всё. Чтобы только ты заметил. Понимаешь?
– Чтобы я заметил – что? Твой член в штанах? Ошибся адресом.
– Нет… это случайно… нет. Я хотел, чтобы ты знал: я не боюсь ничего. Хочешь, убью кого скажешь. Хочешь, умру. Мне наплевать на всех. Я хочу, чтоб ты знал.
– Ты переигрываешь, – сказал я.
Одним движением ты перескочил заляпанные краской перила и остался стоять на самом краю пролета. Ты продолжал переигрывать. Здесь было не так уж высоко. Ты это понял, когда я усмехнулся. Но ты упрямо сказал:
– Возьми меня с собой. А то я ведь и повыше поднимусь.
– Слушай, – сказал я тогда. – У тебя родители есть?
– Мама. В Костомукше.
– Она за тебя платит?
– Я на бесплатном.
– Удивительно. Ты совсем не умеешь играть.
– А я и не хочу у них учиться.
– Вот бы это слышал ваш проректор по учебной работе. Прямо сейчас.
– Никто сюда не придет. Здесь ремонт. Мы ключ на охране попросили.
Где-то высоко хлопнула дверь. Я поднял голову: рыжий Макс глядел на нас сверху с недоумением, переходившим в отчаяние. В такой дурацкой ситуации я давно не оказывался – с тех пор, как… ну, в общем, с тех же девятнадцати.
А тебе все было пофигу.
– Макс, – окликнул ты своего друга. – Я не смогу закончить. Я ногу подвернул.
Глупый Рон шмыгнул носом. Отступил, ни говоря ни слова, и скрылся из виду.
И тогда ты просто перелез обратно. И встал рядом.
– Я хочу учиться у тебя, – сказал ты тихо.
Вот дерьмо. Ты и вправду ничего не боялся. И уж точно не боялся моралиста внутри меня. Взрослого. Тридцатишестилетнего.
Я не знал, что ответить. А пока я не знал, ты облизнулся и проговорил, загадочно улыбаясь:
– А еще… Только ты не думай… у нас с Машкой ничего. Ты ей тоже очень понравился. Хочешь, я вас познакомлю? Она совсем… как это… без комплексов… она…
Тут я сказал тебе несколько фраз, которые ты, должно быть, запомнил надолго. Или не запомнил. Скорее нет, чем да. Но мне было все равно. Я послал тебя подальше и ушел, не оглядываясь.
* * *
На следующий день я смог наконец заняться делами. Отдал кое-какие распоряжения ребятам в Москве. Съездил в продюсерскую контору. Договорился о гастролях в «Балтийском Доме».
Мы привозили в Питер «Коллекционера» Фаулза. Я не восторгался этой историей. Герой-маньяк был неудачником, а я не люблю работать с неудачниками. Похитить девушку и спрятать в подвале своего дома – подумаешь, невидаль! Каждый второй русский интеллектуал мечтает о том же. Хорошо еще, что у русских интеллектуалов редко бывает свой дом. Одно не вытекает из другого. Два этих факта существуют параллельно.
