– Вер, пойдём, а?
Вероника размахнулась и залепила парню звонкую пощёчину. Затем развернулась и быстрым шагом пошла прочь. Кристина, втянув голову в плечи, поспешила за подругой.
За спиной она услышала заливистый смех Васильевой.
Вероника забежала в переулок и опустилась прямо на железные ступени закрытого ларька. Вцепившись пальцами в ячеистые ступеньки, она горько заплакала. Слёзы оставляли чёрные потёки на её щеках. Кристина подсела к подруге. Та зарыдала ещё горче.
Только сейчас до Кристины дошло, что ей никогда не приходилось утешать Веронику.
Поэтому её хватило только на:
– Поехали ко мне. Чай попьём.
Не открывая глаз, Вероника кивнула.
– Ты меня веди к метро. А то ресницы слиплись.
***
Ползин поудобнее перехватил тяжёлый пакет с продуктами и шагнул в родной двор. Тот, казалось, законсервировался со времён его детства. Полуразвалившиеся скамейки, каменная горка и каменный же мостик с непросыхающей лужей под ним. Сейчас, под этим мостиком, прямо коленями в луже, сидел школьник и увлечённо что-то рисовал на каменной кладке.
– Эй! – Ползин сделал пару шагов к площадке. – Отмывать потом кто будет?
Паренёк повернул голову и рассеянно посмотрел на Евгения. Тот шагнул ещё ближе.
– Ты из какого дома?
Медленно, будто нехотя, не поднимая головы, парень поднялся на ноги. Размеренно шаркая ногами, он направился в сторону подъезда, где жил отец Евгения.
Мужчина бросил последний взгляд на мостик – теперь одна из его опор была расписана витиеватыми непонятными словами, образующими узор, – и проследовал за мальчиком.
Зайдя в подъезд, Евгений поднял голову. Мальчик успел подняться на два пролёта.
– Я родителям твоим не скажу, но ты больше так не делай.
Школьник снова рассеянно посмотрел на Ползина и пошёл дальше. Через минуту раздался хлопок двери. Евгений снова перехватил пакет и достал из кармана звенящую связку.
Квартира отца встретила Ползина давно не мытыми полами и затхлостью. С коридорной тумбы на него смотрела глазами-пуговицами потрёпанная мягкая игрушка, лежащая на обломках пластика.
– Пап?
– Я в кабинете.
Не снимая обуви, Евгений прошёл в единственную приоткрытую дверь.
На столе в полутёмной захламлённой комнате горела лампа. Тут же, в углу, на разобранной раскладушке, лежал пожилой мужчина в спортивных штанах и майке. Кисть и стопа его были перехвачены не очень чистым бинтом. Увидев сына, мужчина с кряхтением сел.
– Почему так долго?
Ползин нащупал глазами засохшее бурое пятно на ковре. На него же посмотрел отец и уже мягче спросил:
– Чаю попить останешься?
– На работу нужно, – Ползин поставил пакет на пол.
– Покажи, что там у тебя, и я пойду.
– Да ерунда, – отмахнулся мужчина.
Он пошевелил стопой и поморщился.
– Снимай бинт, – твёрдо сказал Ползин и, подхватив пакет, отправился на кухню. Когда он вернулся, отец сидел на кровати с разбинтованной опухшей ногой. Евгений осторожно взялся за большой палец стопы, и отец судорожно выдохнул.
– Я пиявочную мазь прикладываю, – сообщил он сыну, – в больницу не пойду, – он снова вздрогнул, когда Евгений дотронулся до безымянного пальца.
– А что за мальчик на третьем живёт? – желая отвлечь отца, перевёл тему Евгений и пошевелил средний палец.
– А, это Ромка, – охотно отозвался мужчина. – Они в бывшую квартиру Борисовых переехали.
– Хулиган? – Евгений добрался до безымянного пальца. Отец, увлечённый разговором, перестал дёргаться от каждого прикосновения.
