Галка, который стоял в коридоре, провожая учеников, увидев, что случилось, внезапно залился своим странным каркающим смехом.
– Спасибо… тебе, Вася… спасибо… а то мне эта раковина сильно надоела. А выбросить… жалко.
Лицо Васи из бледно-зеленого стало пунцово-красным. И счастливым.
– Я соберу, – обрадовался он и наклонился к разбитой раковине.
Галка перестал смеяться и кинулся в комнату.
– Не надо. Я сам. Здесь острые края.
И начал собирать осколки, но не веником и совком, а руками – и каждый осколок отдельно. Один залетел в щель между шкафами. Галка бережно обтер его ладонью и, прижимая к себе остатки раковины, унес их в мастерскую.
«Нет, он не собирался ее выбрасывать, – понял Аркадий. – Она ему очень дорога. Но как же он сумел так весело засмеяться?»
Вася через день пришел с отцом. Васин отец был одет в новое пальто и сапоги с блестящими калошами. У него было бородатое молодое лицо, но того болезненного цвета, когда человек долго не бывает на свежем воздухе или у него больны легкие. Вася, тоже одетый в новое длинное пальто, жался сзади. Отец держал в руках перевязанный бечевкой пакет в нарядной подарочной бумаге.
– Вот, значит, уважаемый, – сказал Васин отец, – Вася мне сказал… Я ездил в Нижний. – И, пошуршав жесткой бумагой, вынул сначала коробку, а из нее раковину – розовую с белым, с симпатичными темными крапинками. – Самая лучшая, – добавил с тревогой Васин отец. Он, видимо, опасался, что раковина учителю не понравится и нужно будет искать более дорогую.
А Галка закричал высоким сердитым голосом:
– Отвезите все это обратно! Мне и та была не нужна! А эта тем более! Заберите! А ты, Вася, идем заниматься. – И, обняв мальчика за плечи, увел его в комнаты.
Васин отец торопливо спрятал раковину обратно в коробку. Вид у него был обрадованный и смущенный: надо полагать, раковина стоила немалых денег.
2. Совет на всю жизнь
– Вы почему долго не приходили? – спросил Галка, когда Аркадий появился у него после значительного перерыва.
– Много забот по дому, – солидно ответил Голиков. – И кроме того, я начал одно серьезное дело.
И он протянул стопку карточек, нарезанных из плотной бумаги. Они были заполнены его старательным мелким почерком. Галка быстро их просмотрел.
– Зачем это вам?
– Вы сами говорили: у Жюля Верна была картотека. И в ней все про заморские страны, растения, животных, крокодилов. – Заметив скучающий взгляд учителя, встревожился: – Разве это плохо?
– Что и для чего вы собираетесь заносить на карточки?
– Но Жюль Верн…
– Он был ученый и писатель. Ему для работы нужна была абсолютная точность названий, особенностей растений, условий климата… Вы тоже собираетесь сочинять романы?
– Нет-нет, – испугался Аркадий. – Но я хочу точно про насекомых, акул, вулканы…
– Для этого существуют энциклопедия, учебники… А главное – если через месяц я пожелаю взглянуть вот на эту карточку про меч-рыбу, вы ее, скорее всего, не найдете.
– А как же быть, если мне понадобится… про меч-рыбу?
– А для чего же память? Было время, когда не существовало письменности. Все сведения о природе, способах добывания огня, приемах охоты на громадных животных с помощью примитивных орудий, сведения о том, когда сеять, а когда снимать урожай, и о многом другом хранила из поколения в поколение только человеческая память. Если бы случилось такое несчастье, что сразу все люди лишились бы способности помнить, человечество исчезло бы. Оно бы не выжило.
