– Что-нибудь украли?
– Я ничего не заметила. Но…
– Давай обратимся к фактам. – У него на висках пульсировали жилки.
– Итак, в субботу поздно вечером я приехала и увидела… разгромленную студию. Единственная радость – если это можно так назвать – то, что большинство моих работ находились в тот момент в галерее.
– Значит, был нанесен не самый большой урон?
– Но мой дом! – взвилась Мак. – Моя собственность. Она пострадала!
Он прекрасно понимал, каково ей сейчас. Но главное, что она сама не пострадала.
– По крайней мере, у тебя был повод вызвать полицию.
– Я же не идиотка!
Джонас ни в коем случае не считал ее идиоткой.
– Я такое не говорил, – сухо ответил он.
– Ты имел это в виду, говоря «по крайней мере».
Он злился. Злился на самого себя. Сейчас, когда Мак явилась к нему со своей проблемой, он не мог ни о чем думать, кроме как о… Все его внимание приковывала ее грудь, обтянутая черным трикотажем свитера. Как же он ошибался, первоначально приняв ее за молоденькую девочку! Джонас с горечью задумался, что сегодня эта маленькая художница снова другая. Сегодня она не была роковой женщиной, как в субботу, но, так или иначе, Джонас не мог отвести от нее взгляда. Сейчас перед ним стояла очень сердитая, даже взбешенная, но красивая женщина двадцати с лишним лет. Да уж, мужчина никогда не соскучится с Мак Макгуайр! Ему останется лишь гадать – какой она будет на следующий день?
– Каково было заключение полиции? – поинтересовался Джонас.
– Полицейские не нашли никаких свидетельств, что это сделали твои люди! Они пришли к выводу, что это просто подростковое хулиганство.
– Может, они правы? – Он осторожно попытался одобрить выводы полиции.
– Дети могут украсть, но не разрушить! А у меня в доме есть много чего, что привлекло бы внимание подростков! Сорокадвухдюймовый домашний кинотеатр, новый проигрыватель, ультрасовременная музыкальная система и уйма дисков. И ничего из этого не тронуто! Разве малолетние оболтусы оставили бы это все? Сомневаюсь…
– Значит, целью была только студия… – пробормотал себе под нос Джонас.
– Только студия? Ты, видимо, чего-то не понимаешь. – Она с горечью отвернулась.
Он все понимал. Слишком хорошо понимал. Глядя на ее работы, он видел, как много они для нее значат. Мак вкладывала душу в свои картины! И этот отвратительный случай вандализма глубоко затронул ее ранимую натуру.
– Ты убеждена, что я за это в ответе? – тихо спросил Джонас.
Если не он, то кто? Даже не кто, а почему? Ничего ценного не взяли. Жилая часть дома была не тронута. Разрушена только студия. Кто бы это ни был, он отлично знал Мак. Ведь студия – это ее душа и сердце.
И сделал это не Джонас Бьюкенен, ведь они только дважды виделись. А этого недостаточно, чтобы хорошо узнать друг друга. Он не мог знать, как дорога ей студия…
– Я не знаю, чему верить. – Мак покачала головой.
– Почему ты так уверена, что это сделал я или кто-то из моих сотрудников? Кто мог желать навредить тебе? Может, это художник, завидующий твоему успеху? Или бывший любовник?
– Очень смешно!
Странно, последнее предположение показалось ему весьма занятным. Джонас ясно представил себе их обнаженные переплетающиеся тела…
Он резко выпрямился и снова сел за стол:
– Я сейчас, правда, очень занят. Через пять минут у меня встреча. Давай встретимся во время ланча и все обсудим?
– Ты приглашаешь меня на ланч? – Мак бросила на него недоверчивый взгляд.
