Если задать вопрос, зачем родители ездят к своим детям в гости, то окажется, что на него невозможно вразумительно ответить. Подобно тому, как невозможно ответить, зачем небо синее, вода мокрая, а Земля круглая.
Так устроен мир. Существует такое явление – любовь. И помимо прочего она проявляется в том, что, если дети и родители подолгу не видятся, у них возникает желание увидеться, и они едут друг к другу в гости.
В семье Сергея Сергеевича и Анны Павловны любви не было. Вместо любви была нелюбовь.
И любой из вопросов, единственным ответом на который является любовь, как то – «Зачем вы живёте вместе?», «Зачем вы спите вместе?», «Зачем вы родили и воспитали дочь?», – любой такой вопрос вызвал бы у них ужас сочетанием своей бессмысленности и абсолютной актуальности.
Но они не задавали себе таких вопросов. Они уже очень давно жили в нелюбви, привыкли к ней и не замечали её.
Нелюбовь оказала на них сильное воздействие. Человек делается некрасив, когда морщится от отвращения. Именно такое выражение, не вполне, впрочем, отчётливое, но вполне заметное, закрепилось на их лицах.
Поезд уходил рано утром, а прибывал на нужную им станцию поздно вечером. Предстояло ехать целый день.
Аня и Юра зашли в купе, когда Анна Павловна и Сергей Сергеевич уже были там.
Аня и Юра уложили вещи в ящик под нижней полкой и уселись на неё.
– Ведь это же какой идиотизм! – вдруг сказал Сергей Сергеевич. – Это же надо быть таким кретином! Руки-ноги пообломать, честное слово! Ехать семнадцать часов – так обязательно надо сделать так, чтобы с утра до вечера! Ребёнку же грудному понятно, что лучше уехать вечером, по-человечески выспаться и утром приехать!
– Только у тебя не спросили! – сказала Анна Павловна.
– А я, кажется, не к тебе обращаюсь! – резко, испугав этим Аню, сказал Сергей Сергеевич. – Я обращаюсь к молодому человеку.
Юра сидел напротив Сергея Сергеевича, откинувшись к стенке, и смотрел вверх. Он ни о чём не думал, но он находился в том напряжённом состоянии, в котором был последние два дня и от которого, между прочим, получается задумчивый внешний вид. Он опустил глаза, пустым взглядом оглядел Сергея Сергеевича и снова стал смотреть поверх его головы.
Поезд тронулся.
– Наконец-то! – с презрением сказал Сергей Сергеевич. – Это ты тоже скажешь порядок! Две минуты задержки в отправлении!
– Ну что за невозможный человек! – сказала Анна Павловна. – Что ты всем недоволен?! Что ты ко всему придираешься?! У тебя просто часы спешат.
– Это ты невозможный человек! – ответил Сергей Сергеевич. – Тебе слова нельзя сказать!
– Не буду я с тобой разговаривать! – сказала Анна Павловна. – С тобой невозможно спокойно разговаривать.
– И не надо! Ха-ха-ха! Мне же лучше, – сказал Сергей Сергеевич и посмотрел в лицо Юре.
Юра снова пустым взглядом осмотрел Сергея Сергеевича, потом Анну Павловну, вздохнул и поднялся.
– Я пойду покурю, – сказал он Ане.
Он прошёл в маленькое отделение в конце коридора, закрыл за собой стеклянную дверь, открыл окно и закурил.
Поезд шёл с грохотом, весело, бодро. Вагон интенсивно раскачивался.
Юра выкурил сигарету, дав окурку щелбана, выстрелил им через окно, сложил руки на груди и долго стоял, щуря глаза и позволяя ветру шевелить ему волосы.
Он закрыл окно и пошёл к купе. У окна напротив купе стояла Аня.
– Ты что выскочила? – спросил Юра.
– Они там стелятся, – сказала Аня.
– Спать ложатся?
