Маленькое ВСЁ - страница 6

В другой раз мне приснилось про последнее испытание в жизни очень верующих людей. Мы все шли по очень большому храму, очень счастливые в душе – мы знали, что нас ожидает очень большая встреча, чудо. И когда мы все подошли к последнему помещению, где за порогом – огромное чудо, мне почему-то не захотелось туда идти. Уж не знаю, почему. Я пошел в другую сторону.

Когда я вышел из храма, я посмотрел на него издалека и ужаснулся. Я все резко понял. Люди заходили в эту последнюю комнату, которая была что-то наподобие чистилища, святого огня, и, счастливые, сгорали там. Дым шел из храма, пахло страданием, сгоревшими мечтами, не знаю ещё чем. И тайный звук шел, когда люди горели. Это необъяснимый сон, но очень мудрый.

Потом, когда уже много людей сгорели, этот храм, как глобальная неземная матка жертвоприношения, просто вспухла и взорвалась. И вокруг все человеческое полетело ошметками – все мечты, все боли, все надежды. Такое невыразимое спокойствие, осознание наступило потом. И я проснулся, очень вдохновленный сном. Я, конечно, очень сжал его – там много подробностей было.

Вот сейчас еще прочитал, что Метида – дочь Океана.

ЗАСТУКАЛ

Он, проходящий мимо меня,

двигающийся, как он хочет,

живущий где-то там, отдельно от меня.

Ты играл со мной в прятки.

Но сейчас ты неосторожен, проходя мимо меня.

Думая, что я не буду искать тебя, если ты позволил себе быть рядом.

Я считываю твои движения, ищу твой ритм, незаметно для себя самого нахожу его внутри нашего мира.

И мне снова одиноко и нерадостно: ведь вас так много, проходящих мимо, словно вы все разучились играть со мной в прятки.

ПОДВАЛ

Я должен называть тебя войной? Даже когда светит солнце и мне улыбаются дети?

Они выходят откуда-то оттуда – из деревьев, из травы, из тени, оставшейся там, в глубине. А мне ничего не остаётся – я сейчас пулемётчик. Я должен следить за всеми за ними – теми, кто плачет сюда, чтобы быть услышанными, обнаруженными и принятыми слепцами.

Теперь я пулемётчик, мой патронташ – слова и ноты, а мой прицел – я сам, сосредоточенный, намертво прикованный к своей огневой позиции. Но кто рядом? Я докладываю о рубежах, отвоёванных мной, в пустоту. Я радуюсь своим незначительным победам с кем-то, кого не было рядом, когда они почти смогли выбраться полностью. Но я смотрел туда и закидывал отчаянно своими бледными, словно всегда последними гранатами. Незаметно кто-то помогал мне, пополняя мои боеприпасы и не бросая меня в сложном бою. Однажды я видел его спину и почти уничтожил его собой, если бы не догадался вовремя отвернуться и постараться забыть. Но я храню это в себе! Прости меня, что убиваю или делаю больно тебе своею земной, непомерною тяжестью. Но где-то там, когда-нибудь я буду твоим другом, благодарным тебе за то, что терпел меня и пытался всегда успеть ради них, мирных, не знающих истории этой войны, описаний и списков жертв. Но вот я снова отвлёкся, перезаряжая ленту.

СМЕРТЬ

Он проснулся рано утром, когда солнце ещё почти только появилось и совсем смущённо посмотрело в его комнату.

Прошло всего 2 месяца после того, как все его родственники внезапно умерли, но он не мог никак привыкнуть спать на кровати, которая стояла прямо на могиле его матери. Ему было не по себе от этого. Во-первых, приходилось постоянно следить за чистотой в квартире, открывая окна, – землю, конешно же, разносило по всему паркету, но это полбеды. Сложнее было правильно установить кровать ровно на могильном холме, не подпортив при этом его форму. У других это получалось лучше, чем у него, – они не грустили, как он. Например, когда у его подружки внезапно умерли сразу 3 сестры и тётка, то свою кровать она поставила поперёк трёх холмиков – это было модно, идти против правил у молодёжи. Но она не плакала, она, как и все, улыбалась и легко при этом засыпала.