– Я понимаю, для вас все это ново… – Горничная раскинула руки птицей и обвела взором комнату. – Но вы привыкните.
– Внезапно. Ужасно. Немыслимо, – продолжила Эдит, глянув на служанку. Сейчас они стали ближе как никогда, и она только осознала это. Теперь они сестры. Они обе – ренвуары. И перед ней первый человек, первая женщина, которая понимает ее так, как никто другой. Или делает вид… Что тоже неплохо, потому что ей не помешает даже иллюзорная поддержка.
– Сегодня много дел, – заговорила Ханна точно Аддерли. Действительно, весь дом поди уже на ушах стоял. Все готовились выполнить распоряжения главного мальформа в Милтон Хаус, и Ханна – не исключение.
– Буду сегодня точно породистая скаковая лошадь на торгах. – Эдит вздохнула, потягиваясь и сползая с постели.
Перспектива безрадостная. Но не лежать же вечно во мраке и одиночестве, заперевшись и отгородившись ото всех? А она уже через это прошла.
“А если Ханна права? Пережила эклюзию, – подумала девушка, – перетерплю и все остальное, а там и привыкну? Привычка – не вяжется никак это слово с мальформами…”
Тьма и покой – таковы предписания лишь для обычных рожениц, но не для ренвуаров. Процесс считается менее болезненным. Хотя она бы не сказала! Сначала так она и хотела поступить – запереться у себя, как и вчера, ссылаясь на продолжающееся дурное самочувствие. Только находиться наедине с затаившимся в колыбели чудовищем ей хотелось меньше всего.
“Похоже, он снова уснул, – не доносится ни звука”. – Эдит вздохнула.
Пусть уж все на нее таращатся, болтают, поздравляют. Пусть шьют ей проклятое красное платье, а доктор осматривает маленького трехглазого монстра, профессор-унформист обучает ее всем тонкостям обращения с мальформами, читает свои молитвы. Пусть!
– Это не навсегда, – мудро рассудила Ханна, уже занявшись подносом с утренним кушаньем. – Лучше уж пусть все пройдет быстрее, а завтра на душе станет куда покойнее.
– Верно…
Ханна права. Шаг за шагом, день за днем. Все вскоре не будет казаться таким трагичным, таким мучительно невыносимым. Смирение. Вот что ее ждет. Как и многих других девушек, ставших ренвуарами или выданных замуж в пятнадцать за богатого старика.
Тут Эдит подумала о том, что ей в каком-то плане даже повезло. Она представила, каково это – стать ренвуаром, когда ты не жил с рождения в переполненным мальформами доме. Как же тяжко пришлось всем тем людям, пережившим эклюзию в древние времена, когда это считалось ересью и проклятием. У нее же все, ха-ха, в просто отлично! Внутренняя негоция начинала утихать, девушка шла на некий компромисс, мирилась с высокой ценой, которую ей предстояло заплатить.
– Но сперва завтрак, мисс Эдит. – Ханна кивнула на прикроватный столик, сразу же заметив, как Эдит начала одеваться – та успела натянуть чулки и обуть туфли, пока думала о незавидной судьбе.
Ей не хотелось есть, но сопротивляться бесполезно. Это же Ханна!
На серебряном подносе красовались румяные булочки, выстроившись кругом точно девицы, ожидающие приглашения кавалера на балу, в центре важно высился кофейник, а поодаль отдыхали пузатенькая чашка, сахарница и розетка с абрикосовым джемом. На покрытых салфеткой столовых приборах благоухало соцветие туберозы.
“Вот откуда эти запахи в моем сне! Все-таки мозг и его сторожевые центры – удивительная вещь!” – подумала Эдит, приняв решение ничего не говорить никому о своем кошмаре, даже Ханне.
