- Глупо выкать после того, как твой... - замялась, - дружок, упирался в мою...
- Подружку? - спросил, сдерживая улыбку.
- Звучит пошло, - поджала губы, дабы те не расплылись в улыбке.
- Тогда назовём всё своими именами? Член и...
- Нет! - воскликнула. - Обойдёмся.
- Смена заканчивается через две минуты, - проговорил, меняя тему, бросив взгляд на часы. - Поужинаем?
9. 9
В моём прошлом было не мало конфликтных и тяжёлых ситуаций. Тяжёлых для меня, конечно. У меня была далеко не образцово показательная семья. Папа ушёл, когда мне было месяца три или четыре - это если верить маминым рассказам, она конечно человек не надёжный, но здесь я ей верю. Потому что отца я своего толком и не знала, разве что по фото и рассказам мамы.
А мама...знаете, иногда говорят: лучше бы аборт сделала”. Нет, так я не скажу. Но скажу, что лучше бы она при рождении сдала меня в детский дом. Хотя...это с какой стороны посмотреть. Интернат раем мне не казался. Я жила с мамой до шести лет. Относительно не плохо, мне так казалось. Без излишеств и частыми заходами её подвыпивших друзей. Но мне казалось, что меня даже любили. Заплетали косы и отглаживали воротнички на платьях в детский сад, чтобы не хуже, чем у других. Отсутствие игрушек, сладостей и новой одежды конечно обижало, но в разы меньше, чем ночные вечеринки родительницы за стеной моей детской комнаты. Убирать, мыть, драить - я научилась года в 4. Сложно не научиться, когда ковёр в твоей детской заблёван алкашами и мама не очень-то стремиться всё это убирать, потому как сама всё ещё не отошла от очередного загула.
Когда правда вскрылась (благодаря бдительным соседям и воспитателям в детском саду), меня забрали. Мама не очень-то и сопротивлялась, но с наигранными (сейчас понимаю, что с наигранными) слезами на глазах обещала исправиться и забрать меня. Я ей, конечно, верила, но с каждым годом всё меньше и меньше.
В момент, когда старшие девочке срезали старыми ножницами мои волосы, мне было восемь. Я отходила целых два года с длинными и густыми косами. За это время их дёргали, в них лепили жвачку, рядом проносили спичку, мазали грязью...в общем чего только с ними не было. В итоге их состригли. За мой длинный язык - так мне сказали. Каждый раз после очередной нападки я огрызалась, даже давала физический отпор и вечером пыталась привести шевелюру в порядок. Видимо терпения у моих соседок хватило только на два года. У мальчишек его оказалось чуточку больше. М не было десять, когда одногодки, да парни постарше начали пытаться зажимать меня по углам. Сперва для банального стёба, после от обиды, что десятилетка даёт отпор. А вот в четырнадцать...для слюнявых поцелуев. Когда Славка затолкал меня в старый мужской туалет и закрыл за нами дверь, я ни на шутку перепугалась. Он был не только старше, но и гораздо сильнее меня. Намерения его были ясны. Язык в моей глотке и шарящая рука под майкой заставили действовать. Прокушенную до крови губу и удар в пах он мне так и не простил. Зато отомстил. Целоваться больше не лез, но отделал знатно.
Подобных стычек было много. В основном из-за нежелания глупых малолеток нормально ухаживать за девушкой, ну или из-за моего длинного языка, который мне грозились укоротить не только воспитанники интерната, но и некоторые педагоги. Славка и его “месть” были последней каплей. Что стало с ним не знаю. Его кажется перевили в какую-то колонию или что-то того. Ещё бы. Он чуть не убил меня! Я месяц провалялась в больничке, где надо мной вздыхали мед сёстры. Буд-то они не знают, как мы живём и что абсолютно никому до нас нет дела!
