На Сонино кокетство великолепный медбрат отвечал взаимностью, без малейшего высокомерия исправлял отвратительное произношение и даже позволил ей потрогать его чудесные волосы (за чем не последовало статьи за сексизм, расизм, нарушение privacy и заигрывание на рабочем месте). Был изысканно терпелив, отвечая на её, порой нелепые, вопросы и поправляя откровенно смешные ляпсусы (Соня, к примеру, всё время пыталась ломиться в двери лаборатории, забывая о кусочке «пропускного» пластика в кармане халата). В лабораторию они ходили особенно часто. Не за тем, что можно было бы предположить. Они ходили курить.
Джош принадлежал к Тайной Лиге Курильщиков, к коей отрицательно относились в MGH. Он и познакомил Соню с Джимом. Тот – начальник лаборатории госпиталя – клал на всех «с прибором», ибо курил прочно, а на своей должности сидел крепко, ещё с давно прошедшей вьетнамской войны дружа с одним из нынешних сенаторов от штата Массачусетс. И они – Джош, Джим и Соня – стали курить «на троих».
Джош много рассказывал Соне о Джиме. Про то, как тот – полуирландец-полуполяк по национальному происхождению, но совершеннейший американец по духу и гражданству – во Вьетнаме командовал взводом химразведки. Про сенатора, с которым он подружился на веки вечные. И про то, как Джиму одиноко. Об Америке много рассказывал в общем. И про борьбу со СПИДом в частности. Соня по мере сил не отставала. И в рекордно короткие сроки у них сложились великолепные отношения. Родилось большое и чистое чувство. И это чувство было… дружбой.
В процессе выяснилось, откуда у Джоша та самая очаровательная этническая паутинка в чертах – где-то на тринадцать двадцать пятых он был индейцем. Причём индейцем довольно богатым. Да чего уж там! До чертей собачьих не бедным! Прапрадедушка Джоша миллион лет назад не продал бледнолицым братьям участок земли в Техасе (или Аризоне, или Небраске), не забыв перекопать его вдоль и поперёк палкой-копалкой, и неприлично разбогател ещё в раннем докембрии, поставив именной вентиль на нефтяной фонтан. И дети у него вышли отличные – вентиль содержали в порядке со всеми вытекающими для их детей и детей их детей последствиями. Так что Джошу оставалось-то – вентиль караулить да жить-поживать и наследство проживать. А это было нелегко, ибо он не кутил, работал и… В общем, как нормальный мужчина был самодостаточен.
Приближался конец первой бездельной рабочей недели.
Соня уже мысленно мерила шагами набережную реки Чарльз, показывала фиги акулам в аквариуме и слушала Бостонский симфонический оркестр. Инструкторы программы подготовки сумели настроить её на то, что пресловутой нашей «кухонной» ментальности в Соединённых Штатах Америки не жди – дружба дружбой, а пирожки врозь! Каково же было её удивление, когда Джош запросто за перекуром сообщил (не спросил, заметьте, а констатировал), что завтра в 9.00 a.m. заедет за ней, поинтересовался, какой цвет СонЬя вообще предпочитает и что – обычно – выпивает. Поперхнувшись дымом от неожиданности, Соня ответила что-то вроде: «Небесный. Водку-текилу-виски-абсент-коньяк» – и спросила: «А, собственно, зачем?» Но тут вклинился надувшийся Джим, сообщив, что хотел пригласить СонЬю в Салем, потому как давно не посещал свой «садово-огородный» участок «с сарайчиком», и, собственно, собрался мыть сегодня своего пса с парой литров шампуня для особо вонючих собак, дабы от него не несло в машине всю дорогу. Джош объяснил, что хочет познакомить Соню со своим другом Майклом, а Джиму сказал что-то вроде: давно ты у нас в гостях не был, старый хрен! Это переходит уже все границы! В Салем мы поедем все вместе на следующий уикенд и в четыре лопаты вскопаем твои «шесть соток» и «картошкой засадим»…
