⁃ А ты откуда знаешь как у других? В других городах мол.
⁃ Ну да, вообще-то не знаю… Нигде по сути не бывал. – сказал он, поднявшись. – Но с такими мыслями легче это все переносить.
Вообще-то Антон мог бы и сам нести сумку. Он был намного сильнее меня физически (да и кого угодно из наших сверстников).
Но у нас везде и во всем было треклятое равноправие.
***
В небе уныло летала какая-то птичка. Мы шли. Шли и шутили над девушками, умеющими плакать, – даже искренне, – в компании подруг, и тем демонстрирующих зрителям свой особенный внутренний строй; снова и снова обсуждали одноклассников, многих из которых мы, может быть, за целое лето не встретим, – а иных и после… То есть, даже не иных, а многих. Очень многих.
«Перевод в десятый Крючковой не пережить» – смеялись мы, целый час потом мусоля эту тему с Крючковой, придумывая тысячу шуток в основе которых непременно лежала ее недалекость.
Параллельно я думал и о том, как именно буду продолжать свой рассказ. Я пытался понять: нужно ли углублять описание города и народа вместе с ним, снабжать их дополнительными подробностями, выводя это из абстрактного понятия на передний план, – и если да, то как же это сделать? Я искал ответ в том, что окружает меня – в моем городе, но он вовсе не казался мне сказочной столицей древнего королевства (хотя древним казался вполне).
…И тут мое внимание привлек один дом. Мы дошли уже до окраины города: дома здесь были все частные; встречались и достаточно солидного вида хоромы. Этот дом был из их числа: большой, в три этажа, темно-красного цвета, он казался еще новым; не был обнесен забором и стоял на виду. Смотря на него, во мне опять что-то шевельнулось.
Правда и то, что он привлекал внимание – из окна первого этажа высунулась голова какой-то старушки, в исступлении кричащей что-то совсем уже бессвязное. С первого взгляда можно было точно понять, что старушке требовалось огромных усилий даже дойти до окна, но сил хватило еще и на крик. Тем временем, мальчишка лет 8 или 9, по-видимому, повинный в этом, стоял возле мотоцикла, находящегося тут же перед домом, и самозабвенно тыкал в сигнал. И, что самое главное, делал он это с каким-то видимым равнодушием (что казалось странно), с какой-то даже тоской; он не смотрел на старушку; стоял, как бы погруженный в себя, и фигура его была вся вялая.
⁃ Ах ты!.. Чертово ты отродье! – кричала бедная – Прекрати… прекрати тебе говорят!
Но он не обращал внимания. Либо же, наоборот, издевался: делал вид будто бы уходит, а когда старушка умолкала и уже было уходила обратно вглубь своей комнаты, быстро подбегал и опять начинал сигналить.
Антон, конечно же, вмешался:
⁃ Эй, ты! – вскричал он, подходя. – А ну прекращай, ты чего это? а? Тебя как зовут? – он схватил мальчика за руку.
⁃ Миша. – ответил тот робко. Вторая рука его уныло повисла немного на расстоянии от тела – одежда у него была пыльная, ладони грязные, чем он видимо тяготился.
⁃ Ты что же это, Миша, творишь?
⁃ А он, гад, наученный! – не унималась высунувшаяся голова. – Бесенок… и бесы эти… Ишь ты! – неуклюже кончила она, поправляя свой платок.
⁃ А ты не лезь, дура. – рявкнул неожиданно Мишка.
⁃ Эй-эй, ты чего?! – Антон вытаращил глаза и дернул его за руку – Ты как это со взрослыми разговариваешь? Тебя что, совсем не учили ничему?
⁃ Учили, да не тому выучили!
⁃ А ты не лезь!! – опять прокричал Миша.
