– Не надо. Мы еще несколько дней здесь побудем, а потом уедем.
– Куда? – меняется он в лице. А мне аж не по себе становится от того, что он так хмурится.
– К родителям вернусь, пока Анечка не подрастет. Другого выхода у меня все равно нет. Из родственников в городе только сестра, но она в общежитии живет.
– Нет, – чуть ли не рыком отвечает он, а я вздрагиваю.
Страшно. Откуда я знаю, что у него на уме? Но он замечает и тут же смягчается.
– Извини. Адрес твоих родителей легко пробьют, когда искать станут. А они станут, поверь. Я далеко буду. Кто вам поможет?
– Мы и так уже злоупотребляем твоей помощью. Неловко уже, – нервно мну в руках салфетку.
– Ты не думай, я взамен ничего требовать не стану. Помогаю потому, что знаю, что больше некому. Меня это не напрягает.
Смотрю на Романа и внутри разрастается чувство благодарности. И даже страх куда-то улетучивается. Вроде бы. Словно он просто друг, который помогает только потому, что мы есть друг у друга. Но мы же не друзья. И с Колей они ими не были. От воспоминаний о почти бывшем муже меня аж передергивает. Это замечает Роман и отводит взгляд. Я все еще не пойму, почему он так опекает нас. Но что-то мне подсказывает, что не просто так. На все есть свои причины. И каков его мотив, мне еще предстоит узнать. Ведь на благотворителя он не особо смахивает.
– Чего задумалась? – выдергивает меня Роман из размышлений. – Спрашивай. Вижу, что кумекаешь сидишь.
– Я ничего не знаю о тебе. Даже фамилии.
– Зверев я. Роман Сергеевич, – усмехается он. – Иронично, да?
А я не могу сказать, что нет, зря он так думает. Это действительно звучит издевательски. Судьба явно пошутила над ним.
– Ну, главное, чтобы твоя фамилия отражала не внутреннюю сторону тебя. А к внешности можно и привыкнуть.
– Привыкнуть? – удивленно вздергивает бровью.
– Да. Меня вот, например, уже не пугает твой шрам, – и я даже не вру. Наличие как такового шрама у человека не пугает. Пугает сам человек. Тем-более, если о нем ничего не знать.
– Мне не показалось, что ты испуганно отскочила от меня, – не упрекает, а просто ставит перед фактом.
– Меня пугает совсем другое. Неизвестность и твой взгляд. Он у тебя слишком серьезный. Кажется, ты им убить можешь.
Роман явно удивлен сказанным мною, потому что на несколько секунд призадумался.
– Я постараюсь больше не смотреть на тебя так, – мягко произносит он.
А я замечаю в его взгляде что-то новое. Он уже не хмурится так, что между бровями отчетливо проявляются морщины. Кажется, между нами появляется очень тонкая нить общения. Не доверия и взаимопонимания, а простого человеческого общения.
– А я могу еще спросить? Личное.
– Спрашивай, вижу, что любопытная.
– Откуда у тебя этот шрам? – набираюсь я наглости влезть в не свое дело. Ну, не захочет, не расскажет, я ж не требую. А любопытство, это не грех.
– Мать оставила, – выбивает он меня из равновесия таким ответом.
– Мать?
– Да. Она плотно на запрещенных препаратах сидела. Из-за этого мы часто ссорились. Особенно, когда я начал подрастать и понимать что к чему. Мне двенадцать было, когда она схватилась за старый отбивной молоток. Ударила несколько раз. Скорую соседи вызвали. Меня зашили, но эстетики не придали, как видишь. А сейчас что-то исправлять смысла уже не вижу.
– Боже, – тихо выдыхаю, в шоке от его рассказа.
Становится стыдно за то, что я думала, что этот шрам последствия бандитских разборок. Представляю, как ему было тяжело. Особенно в подростковом возрасте. Дети часто бывают жестоки.
