Прямо у моей комнаты!
Замираю, не сводя взгляда с двери. Тишина такая густая, что слышу свой пульс, который бьётся в ушах! Ду-дух, ду-дух, ду-дух…
Ручка начинает медленно опускаться, и я поспешно захлопываю глаза, пытаясь сделать вид, что давно сплю. Это ведь не Костя – тот бы сразу прибежал, не стал осторожничать, да и шаги были не детские.
Радуюсь только одному – в комнате темно, так что вряд ли будет видно, как у меня дрожат ресницы.
Надо было лечь спиной ко входу!
И, главное, ничего не слышно! В комнату не заходит, ничего не говорит… Что, просто стоит и смотрит? Меня вдруг обжигает желание открыть глаза – интересно, что произойдёт? Но удерживаюсь, и спустя, наверное, минуту напряжённого ожидания дверь закрывается, а шаги удаляются так же тихо, как и подошли.
Ну и что это было? Зачем он меня проверял? Или это не проверка была? Чёрт, куча вопросов – и ни одного предположения. Не спросишь же: «Демьян Аркадьевич, а зачем вы ко мне в комнату заглядывали, когда я спала?»
Ладно. Мы завтра разъедемся на выходные, я отвлекусь, а там понедельник, у Кости школа, у его отца работа… неплохо было бы, если б он опять в какую-нибудь командировку умотал.
В напряжённых размышлениях сама не замечаю, как засыпаю. Сон какой-то тяжёлый, кажется, что меня преследует чей-то взгляд – как на картинах, где нарисованный персонаж следит за тобой глазами, в какой бы точке ты не находилась.
В результате подскакиваю ни свет ни заря. Демьян Аркадьевич говорил, что они с Костей поедут к этому их… Никите после завтрака. А чем они завтракать собирались? Не супом же?
Залезаю в кастрюлю. Там почти ничего и нет, кстати. Явно папа тоже супом поужинал. Мне в общем-то не жалко, но мы так и не обсудили, входит в мои обязанности постоянная готовка или нет.
Проверив продукты в холодильнике, решаю нажарить оладьев с яблоками. Как раз кефир использовать надо, у него срок годности заканчивается через пару дней. А оладушки вкусные получаются, мои Сашка с Лёнькой их лопают так, что только за ушами трещит.
Быстро умываюсь, завожу тесто и спустя полчаса на столе уже тарелка с ароматными лепёшечками. Выкладываю жариться последнюю партию, поворачиваюсь, чтобы убрать в раковину миску, и вздрагиваю так, что чуть не роняю её.
– Доброе утро, Ольга, – в дверях стоит Кудинов.
– Уф-ф, доброе утро, Демьян Аркадьевич, вы меня напугали, – осторожно ставлю грязную посуду, руки трясутся.
– Извините, – он проходит чуть вперёд, прислоняется бедром к кухонной столешнице. – Что вы делаете?
– Завтрак заканчиваю готовить, – отвечаю очевидное. – Будете оладьи с чаем?
Он смотрит на меня так, как будто не понимает, что я ему сказала. Пауза затягивается.
– Демьян Аркадьевич, – говорю осторожно, – с вами всё в порядке?
– А-а, да, – мужчина, мотнув головой, отходит к столу, садится.
Мысленно пожав плечами, наливаю ему крепкий чёрный чай, который заварила недавно. Не захочет – не мои проблемы. Ставлю перед ним чашку с блюдцем, маленькую тарелку.
– Вам положить сгущёнку или варенье?
– Что?
Интересно, у него со слухом плохо? Или с мозгами? Или просто не проснулся ещё?
– Я спрашиваю, – повторяю терпеливо, – с чем вы хотите есть оладьи, со сгущённым молоком или с вишнёвым вареньем? Или без всего?
– Со сгущёнкой, – отвечает шеф и вдруг смущённо отводит глаза.
Сдерживаю улыбку. Костя тоже её выберет наверняка. Сладкоежки.
– Приятного аппетита, – ставлю перед мужчиной креманку, куда перелила содержимое консервной банки, а сама начинаю загружать посудомойку.
