— Ты…
— Унеси оружие в дом, пчёлка, если боишься, что я им наврежу твоей тёте.
— Хорошо, — соглашаюсь и вместе с пистолетом иду в дом.
Понимаю, что это была уловка и меня больше никто не выпустит. Тётю я больше не увижу. Но так безопаснее для всех. Адам не станет угрожать тёте. Возможно, в грубой манере попросит не появляться больше здесь. Но почему?
Из-за того, что я теперь знаю про близняшек? Или потому, что тётя пыталась помочь?
— Не смей, щенок, со мной тягаться! Ты забыл, кто я?! Забыл?! Я напомню… — слышу последнее, прежде чем врата закрываются. Хочу остаться, чтобы дальше подслушать, но охрана мягко меня отводит от ворот.
— Поспешите в дом, госпожа Мюллер. Скоро дождь начнётся, — проговаривает тот самый безмолвный телохранитель.
— Ах, какой ты заботливый! — язвлю и спешу в дом.
Здесь мне подслушать не дадут, а вот с окна я хоть что-то смогу разглядеть.
Зайдя в дом, тут же бегу к окну, выходящему на эту сторону, и ужасаюсь в тот момент, когда вижу, как тётя и Адам садятся в машину. Притом тётя делает это нехотя. А ещё… у Адама за поясом ещё один пистолет.
Кидаю взгляд на тот, что у меня в руке и понимаю в чём подвох.
— Ах ты, зажигалка! — зло шепчу, нажимая на спуск, выпуская огонь. — Ну, я тебе устрою! Но вначале я разберусь со всем!
Ладно, у Адама есть пистолет, но он его не использует. Я и раньше его видела у него на поясе, и он никогда им не пользовался. Как он однажды мне сказал, для обороны. Охрана не всегда вовремя может поспеть.
Я уверена, что Мюллер не причинит моей тёте вреда. Он не такой! Грубый, иногда злой, но справедливый и честный.
Но что, чёрт возьми, происходит?
Кто такая Ульяна Зверева?
Почему Адам мне не сказал, что девочки её дочери?
Почему девочки никогда не говорили о своей настоящей матери? Или они не знают…
Столько вопросов и ни одного ответа. Пора бы уже самой их добывать. И начну я с близняшек.
— Малышки, — ослепляю их улыбкой, войдя в их комнату. — Чем занимаетесь?
— Мы рисуем, — откликается Ася, единственная подняв на меня улыбчивый взгляд. Тася же, как и её отец, когда увлечена редко отвлекается. — Хочешь с нами, мамочка?
— Хочу, — отвечаю, не зная, как бы их деликатно обо всём расспросить. О маме, обо мне и об их отце.
Если честно, как дико воспринимается информация, что эти девочки мне никто. Да, формально они мои падчерицы и если называют меня «мамочкой», «мамусей» и мы так друг друга любим — то нет разницы, родные мы друг другу или нет.
Обижает лишь факт того, что мне раньше никто об этом не сказал. Особенно Адам. Разве нельзя было мягко мне об этом сообщить? Намекнуть?
Злая я сейчас, но понимаю, что не очень и сильно обижена на Адама. Не так, чтобы уйти от него и подать на развод.
Может быть, у него правда были причины молчать об этом? Не мог найти подходящий момент? Или ещё что-то… В общем, уходить я от него не собираюсь. Но нервы потреплю. Вначале за обман, потом за грубость с тётей и вообще за поведение с родственницей, пришедшей навестить меня.
Прохожу к детскому столику и, приняв из рук близняшек карандаши и лист бумаги, начинаю рисовать. Круги, треугольники и квадраты. Линии. Рисую, лишь бы сидеть с девочками.
— А что ты рисуешь? — спрашивает Тася, заглядывая в мой лист. — Белиберду какую-то, — умно заключает, закатив глаза. — Мы такое в три года рисовали. А ты большая. Надо что-то другое. Красивое. И со смыслом. Если не умеешь, то попроси нас, и мы тебя научим. Хоть принцесс рисовать будешь уметь. А потом практика, практика. И научишься, как мы рисовать. Будешь настоящей художницей.
