— Она мне и такой нравится, — мягко отказывает дочери Адам и я готова его расцеловать. Уж глаза я точно им боюсь доверить. Они мне блеском все зубы покрасили, а что будет с глазами страшно представить. — Она ведь у нас красавица, девочки? Да? — уточняет он у них, и подойдя ко мне, целует в щеку и отдаёт цветы. — Это тебе, пчёлка.
— Спасибо. Они очень красивые.
— Не красивее, чем ты.
— Папа, ты её смущаешь! — воскликнула Тася, смотрящая сейчас на нас, как на своих кукол. С любовью.
— А ну давайте, собирайте свои вещи в сумочку, — отдаёт приказ дочерям Адам и те тут же принимаются выполнять. Он военный или у нас дочери такие послушные? — Как ты себя сегодня чувствуешь? — поинтересовался он у меня. — Извини, что днём не пришли. Незапланированные дела на работе появились.
— Всё в порядке, — пожимаю плечами, делая вид, что не сидела и не выжидала их у часов. — Вчера были родители и тётя. Обещали тоже навещать. Так что я не скучаю.
— Я бы не хотел этого, — напряжённо, спустя минуту молчания, заговаривает муж. — В отличие от тебя, я помню и знаю намного больше о них. О том, что они сделали с тобой. И я бы не хотел, чтобы вы общались, когда меня нет рядом.
— Так напомни и расскажи мне о них, — прошу, хоть и знаю, что не ответит.
— Нет.
— Почему? — спрашиваю, настаивая на ответе. — Они все такая же часть моей семьи, как и ты, и девочки. — Почему я должна видеться с ними лишь в твоём присутствии?
— Я приготовил для тебя ещё один подарок, — быстро меняет тему Адам и достаёт из подарочного пакета коробку с дорогим новеньким телефоном. — Вчера я не подумал об этом, но сегодня мы заехали и вместе с девочками выбрали тебе телефон.
— Белый, — уточняет Тася, ворвавшись во взрослый разговор. За что получает строгий взгляд родителя. — И красненький чехол к нему, — неловко добавляет.
— Спасибо, но я жду ответ на свой вопрос, — не унимаюсь. Я хочу знать и понимать, что происходит вокруг меня. — Что такого сделали мои родители, что ты не разрешаешь мне с ними общаться? Я требую ответа, Адам!
— Нет! — зло обрывает, но заметив на моём лице капли слёз, смягчается. Но не совсем. — Прошу, успокойся. Поверь, мне легче стерпеть твои слёзы от непонимания и обиды, чем истерику и возможную депрессию. А она будет. Мы уже это проходили. Ты должна знать одно: почти все, кто тебе нужен, сейчас в этой палате. Мы твоя семья.
— Ты эгоист, — произношу, глядя ему в глаза. — И я тебя не понимаю! Потому что мне дико всё это! Просто расскажи мне, в чём же причина и я послушаю тебя! Я имею право знать правду! Это ведь мои родители. И чтобы они не сделали… они тоже моя семья.
— Хочешь ответ? Я тебе его дам! — срывается Адам. — Но потом не плачь, упрямица. Как и всегда. Заноза. Ты не нужна собственным родителям. Им плевать на тебя! Им важнее деньги. И тебе об этом скажу не только я.
— Ложь! — выкрикиваю. — Папа говорил…
— Твой отец лживый монстр, и не спорь со мной! То, что они с твоей матерью сделали… ужасно. Я несколько недель переваривал всё это в своей голове. Потому что это дикость! — на моих глазах появляются слёзы, но Адам тут же впитывает их своей рубашкой. — Не плачь! Прошу! Я же предупреждал, что тебе может не понравиться мой ответ. Не надо плакать, девочка моя. Я делаю всё, чтобы ты была счастлива. Тебе лишь нужно доверять мне. Я расскажу тебе обо всём, когда ты восстановишься и придёт время. Прости, но так нужно…
