Кажется, моя мечта сбылась, потому что просыпаюсь я только утром. В окно ярко светит солнце, я раскидываю руки на кровати и смотрю в потолок, а потом подрываюсь, как сумасшедшая, и замечаю, что ни кроватки, ни Родиона нет.
Прямо в ночнушке, не надев даже тапочек, вылетаю в коридор, осматриваюсь и иду к дверям, расположенным рядом с моей комнатой. Если Адам слышал крик малыша, значит, его спальня должна быть где-то рядом.
Так и выходит.
Я нахожу их спящими на большой кровати.
Адам спит, уткнувшись в подушку, а Родион размещен рядом, но в детской люльке. Мужчина не позволил себе оставить малыша просто на постели. Они оба спят. Я подхожу ближе, заглядываю в люльку. Сын спит без соски: с улыбкой на лице и бутылочкой, видимо от смеси, рядом. На моем лице появляется улыбка. Я умиляюсь такой картине.
От осознания, что Адам не стал меня будить, сам покормил малыша, мне становится как-то тепло на душе. Обо мне подумали, позаботились, дали отдохнуть, значит, я смогу поговорить с ним и попросить объяснений? Это дает мне маленькую каплю надежды на адекватность мужчины.
Видимо, Родион ночью вновь начал плакать, а потому Адам забрал его к себе. И только сейчас им обоим удалось уснуть? Я тяну мягкую люльку на край и, подхватыв ее, уже собираюсь забрать Родиона, но вдруг натыкаюсь на пристальный, внимательный взгляд хозяина дома.
— Оставь сына… — его тон звучит, как приказ, но, смягчившись, Адам добавляет: — Пожалуйста.
Я замираю.
Внутри меня борется два человека: мать, понимающая, что Адам хочет провести время с сыном и женщина, которую обидели и насильно лишили семьи. Я колеблюсь. Не знаю, как поступить правильно. Оставить Родиона и уйти? Оставить и посидеть рядом с ними спящими, или настоять на своем и забрать сына?
— Ангелина, пожалуйста, он мой сын, я не сделаю ему плохого.
И смотрит так, что я опускаю люльку обратно и даже пододвигаю ее к мужчине ближе. Топчусь на месте, не зная, лучше уйти, или остаться и, наконец, делаю шаги в направлении двери. Адам прав. Он отец, и он не сделает Родиону ничего плохого. Если бы хотел, уже бы сделал, а он его переодел, покормил и…
— Останься, — вдруг слышу в спину. — Кровать широкая, ложись по ту сторону люльки, — он замолкает, а я замираю. — Я же вижу, ты боишься оставлять сына со мной. Не уходи.
“— Не уходи, Ангелина, останься! — голос Тимура эхом отзывается в голове.
— Не могу. Она моя сестра. Я не могу ее предать! — а это я… давным-давно.
Так давно, что уже и забылось.”
Хочется сжать голову ладонями так сильно, как это вообще возможно, лишь бы прогнать эти воспоминания оттуда. Вычленить, убрать, забыть о них. Почему, почему, почему сейчас? Что в этом мужчине такого, что я вспоминаю? Голос, тон? Всё ведь другое? Или я забыла, каким был Тимур?
Я поворачиваюсь.
Бросаю взгляд на Адама. У него даже цвет глаз другой, не такой, как у Тимура. Они у него зеленые, не голубые.
Адам двигается чуть к краю, пододвигает к себе Родиона и освобождает место для меня. Нерешительность и страх сосредотачиваются во мне. Что делать? Уйти, или остаться? Я действительно не хочу оставлять сына, но лечь в одну кровать к мужчине, который фактически меня купил, тоже не желаю.
13. Глава 13
— Я пойду, — пячусь назад под пристальным взглядом Адама.
Остаться тут выше моих сил, поэтому как только мне удается отойти подальше от кровати, я разрываю зрительный контакт с мужчиной и поворачиваюсь к двери, чтобы трусливо скрыться за ней. Да, я не готова так быстро меняться. Еще пару дней назад я была самой счастливой женой и мамой на свете, тогда у меня сбылись едва ли не все мечты, а уже сегодня… кто я сегодня?
