Мамин тролль - страница 6

В следующее мгновение Никиас вскочил с кровати. Он удивленно хлопал глазами и открывал рот как рыба, не произнося ни звука. Одновременно с этим махал руками, словно пытался выгрести из морской пучины. София за-шлась в хохоте, да так, что чуть не выронила тяжелую вазу из рук:

– Какой ты смешной!

Никиас вытер лицо и рассеяно смотрел то на сестру, то на мокрую кровать.

– Ахаха, – заливалась София. Она упала на пол и дрыгала ногами. – Доброе утро, лягушачий принц!

– Ах, ты ж, – наконец сообразил Никиас, – малышка! – гневно выкрикнул он с самым презрительным видом и сложил руки на груди, отвернувшись к окну.

София пропустила оскорбление мимо ушей. Вдоволь насмеявшись, она поставила вазу на тумбочку и вернула в нее цветок. Никиас так и стоял посередине комнаты: мокрый и несчастный. С него каплями стекала вода, а на полу уже образовалась маленькая лужица. Он был похож на беспомощного цыпленка, ненароком искупавшегося в пруду.

– Ладно, – у Софии сжалось сердце, – извини меня! Никиас молчал и продолжал смотреть в окно.

– Извини меня, пожалуйста! Я больше так не буду! Брат помотал головой.

– Ну, Никиас, хватит уже дуться! – она потрепала его мокрые вихры. – Так день пройдет, а мы ничего не успеем! Ты забыл, что надо проверить наш тайный лаз? И в море искупаться, и… бабушка без завтрака нас никуда не отпу-стит.

– Хорошо, – Никиас махнул рукой и повернулся к сестре, – тогда ты мою кровать убираешь!

Девочка открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь обидное, но вовремя сдержалась.

– Договорились! – выдавила она из себя.

Скрипнула дверь, дети вышли во двор, залитый ярким солнцем. Оно распласталось на серой брусчатке, залезало на кустистые ветви виноградных лоз. Их соседи – раскидистые кусты бугенвиллеи – отбрасывали длинные тени, цепляясь за забор. В небе не было ни облачка, и даже ветер затих, укрытый набегающим морским бризом. Утреннюю молчащую тишину нарушали только птицы и кузнечики. Они беседовали и пререкались, затягивали песни и трень-кали, звенели и ухали, прячась в густой листве.

– Вы уже здесь, мои птенчики? Сейчас чайник поставлю.

А я думала, вы еще долго будете спать с дороги. Погодите немного, – бабушка Агата, появившаяся в дверях летней кухни, улыбнулась, а потом суетливо исчезла и зазвенела посудой.

Близнецы переглянулись. На кованом круглом столике в глубине сада стояло широкое блюдо с высокой горкой пышных горячих оладушек. Рядом вазочки с вареньем из абрикосов, виноградным джемом, гранатовым сиропом, повидлом из инжира и сгущенкой.

– Ммм… – облизнулся Никиас и погладил себя по животу, – какая вкуснятина!

Когда бабушка вернулась с подносом посуды: знакомым пузатым чайником, фарфоровыми блюдцами и чашечками, с салфетницей – все из одного набора – то обнаружила, что горка оладушек уже исчезла. А вазочки со сладостями наполовину опустели. Лишь на столе пятнами виднелись предательские липкие следы.

– Бабуля, прости, но чай в нас уже не влезет! – близнецы откинулись на спинки стульев с довольным видом. – У тебя такие вкусные блинчики!

– Это оладушки! – Агата поставила на стол чайный сервиз.

– Хм… блинчики-оладушки, оладушки-блинчики, – София пожала плечами, – как ни назови, все равно вкусно!

И пока Агата разливала чай, Никиас внимательно рассматривал бабушку (он вообще любил замечать детали). А она действительно не изменилась: знакомый добрый взгляд из-под очков с живым огоньком, ласковые трудолюбивые руки, глубокие морщинки на лице, седые кудри. И, конечно, ее любимое домашнее платье в мелкий цветочек.