– Да хорошо бы, конечно… Но я ничего обещать не могу, – запиналась та.
– Да тебя ни о чем и не просят! – отрезала мама.
Я вытерла слёзы и, сделав вид, как ни в чём не бывало, вышла к маме. Та сидела раскрасневшаяся и пышущая жаром. Людмила ушла. Кто-то позвонил в звонок родовой. Я открыла. Стоял мужчина с цветами. «Я на выписку. К Кате!» – произнёс он. «Сейчас позову», – ответила я.
Мамочку с ребенком вывела Людмила. Радостный муж встречал жену с сыном, а мы с мамой, глотая ком обиды, по-прежнему сидели на лавочке и завидовали молодым.
«Почему у меня все не так? За что мне это»? – жалела себя я.
Жаль, ответа дать никто не мог… Я вернулась в палату.
Потом был полдник. Меня снова позвали. На этот раз я пошла с Алей. В это время поступила еще одна роженица. Не знаю, как ее звали. Мне было не интересно. Знаю одно – она перехаживала свой срок и никак не могла разродиться. Грубым, мужиковатым голосом она спросила у Али: «Где твой ребёнок?» «Да вон, в кроватке лежит», – ответила та, указывая рукой в сторону нашей палаты. «А твой?» – спросил меня противный, прокуренный голос. «А мой на гастролях… катается!» – ответила я. «Как это?» –докопалась она до меня. «А вот так, не твое дело!» – одернула ее Аля.
Я не ела уже три дня, только пила напитки; вымоталась и устала, но меня всё-т не выписывали. Я ждала. На третий день мне сказали сдавать анализы. Сдала – плохие. Несмотря на это, я всё равно выпрашивала, чтобы меня выписали немедленно, так как более находиться вдали от ребенка просто не могла, тем более что завтра ее переводили на отделение. Название, конечно, страшное – «Патология новорожденных», но это лучше, чем «Реанимация»…
«Вот пересдашь анализы и поедешь», – ответили мне.
Ко мне пришёл муж, принёс подарков, сладостей – и всё бы ничего… Только смотрю на него, а он чужой-пречужой, будто и не мой вовсе… Он ездил сегодня в Вологду. Только что приехал. Оказывается, его даже в реанимацию пустили: «Маша! Во-от такая… (он сделал из ладоней лодочку) Маленькая-маленькая! Лежит в этом коробе клубочком… Голенькая. Мне ее так жалко! Так жалко! Такая хорошенькая! Я с врачом говорил»…
– Ну?! И что врач сказал? – теребила я его.
– Так нет у нее никакого кровоизлияния в мозг! И намека даже не было. Мне так врач и сказал. Мы, говорит, ее всю от и до проверили! Все нормально. Только ишемийка небольшая. Капельницы поделают, и она пройдет. А не дышала, потому что быстро прошла родовые пути, и не поняла, что оказалась в другой атмосфере. У нас здоровый ребенок! – радовался он.
– Слава Богу! Он услышал мои молитвы, – шептала я.
У Вадика запершило в горле, и он кашлянул. Людмила услышала: «Так. Это кто здесь бациллы разносит?! А ну – руки в ноги и отсюда! Будете мне тут еще мамочек заражать!» Он не противоречил. Быстро встал, окинул меня взглядом и удалился. Я степенными шагами, как раба, пошла в свою комнату. Долго стояла у окна и смотрела на летящий с неба снег. Я молилась, не зная слов. Просто… просила Бога сохранить для меня мою девочку, оставить ее в живых.
Я пересдала анализы, но ничего хорошего из этого не вышло. Результат остался неизменным, но, несмотря на это, меня выписали, назначив курс лечения. Был вечер. За мной пришла мама. Мы собрали все мои кули с одеждой и едой, и я, наконец-то, смогла переодеться из халата в нормальную одежду. Но что это? Мои штаны и джемпер болтались на мне, как на вешалке. Мама прослезилась: «Бедная моя девочка, тебя всю извело»… «Ничего, мама, все будет хорошо!» – ответила я.
