То, что он нащупал, ему, видимо, понравилось, и абориген повернулся к своим товарищам и сказал что-то на странном щёлкающем, будто птичьем языке, напоминавшем токование глухаря. Подумалось – а ведь он ко мне спиной повернулся. Значит, доверяет? Доверяет – не доверяет. По крайней мере врагом не считает, как я понял. И это уже хорошо…
Абориген повернулся ко мне и что-то прощёлкал на своём языке. Я подумал, и ответил – на языке рабовладельцев:
– Я не понимаю!
Абориген подумал, кивнул, и на ломаном имперском сказал:
– Идти со мной. Нет больно. Нет смерть. Гость.
Я кивнул головой, абориген довольно улыбнулся – выглядело это довольно странно – белая маска разошлась в сторону, как у персонажа театра Кабуки, и зашагал по незаметной тропе.
Я последовал за ним, остальные аборигены позади меня. Всем телом ощущалось их присутствие за спиной, а мысли о том, что в любой момент могу лишиться жизни, не способствовали спокойствию духа. Впрочем, по здравому размышлению, у меня было гораздо больше шансов получить нож в спину от моих современников, чем вот от таких дикарей. В их понятиях всегда было слово «табу», по отношению к гостям – гостя нельзя убивать, нельзя его есть, обижать – если он соблюдает законы племени и тоже не нарушает табу.
Вообще-то это скользкая и непредсказуемая штука – что есть табу, а что не табу? А как добиться, чтобы тебя признали гостем? Ведь есть ещё такое понятие как «чужак», и во многих языках «чужак» и «враг» обозначаются одним словом.
Вспомнилось, как в мордовских лесах, не так уж задолго до революции, местные жители привязали к дереву и оставили в лесу в жертву богу леса – Киреметю случайно попавшего к ним чужого – даже какое-то расследование царских властей было по этому поводу. А ведь всего прошло с тех пор полторы сотни лет…что такое полторы сотни лет по сравнению с сотнями миллионов лет?
Эти мысли бились в голове, когда я смотрел в смуглую спину идущего впереди аборигена, ведущего меня по тропинке – с интересом отметил, что москиты его тоже не едят, и сделал зарубку в голове – спрошу попозже, как они этого добиваются.
Шли мы около двух часов – я понял, что каким-то образом в своих блужданиях я практически вышел на деревню аборигенов, спрятавшуюся в густых джунглях.
В ней было около сорока хижин, по меркам древнего мира – довольно-таки большое племя. Грубо прикинул – если в каждой хижине человек пять обитателей – двести человек народа. Нет, гораздо больше – это взрослых человек пять, а сколько детей? Значит – раза в три, минимум, больше, если со стариками и детьми.
Много это, или мало? Для Земли – мало, для Машрума. а что для Машрума? Я ведь его ни черта не знаю. Хватит делать предположения, надо выкинуть из головы лишние мысли, и пока что просто выживать, насколько мне это позволят делать.
Никогда не думал, что со мной могут приключиться такие дикие события, и ещё, нечто странное со мной происходит – с тех пор, как я попал в этот мир, у меня как будто бы выключили обычные для человека чувства – основным из которых является страх. Нет, не выключили – притупили. Я боюсь, да, но, почему-то, мне не верится, что меня могут убить…так, что ли…опять не так!
Не могу этого передать словами – вот могут убить, да, я это понимаю, не хочу этого, но этакого всепоглощающего ужаса, подавляющего волю и заставляющего вместо борьбы усесться на землю и принять свою гибель с тупой покорностью, у меня нет. Наоборот, у меня откуда-то взялась ТАКАЯ безумная, дикая бесшабашность, что сам себе удивляюсь. Берсерк, да и только!
