– Антон! Твоя мать горит…
Высокий хогари, в ужасе раскрыв глаза, зашёлся в немом крике. Расфокусированный взгляд мужчины был погружён в ментал, отправленный ему лично от меня.
Я оказалась не готова убивать, да и совсем не этим призваны заниматься демиурги, но стерпеть боль ребёнка, который видел собственными глазами, как на этой самой опушке, при свете дня, эти ублюдки испытывали кожу молодой матери на прочность, спалив её дотла, было просто невозможно.
Виновник этого «опыта» очень любил свою мать, и то, как он мог смотреть с безразличием на страдания такого же сына, как он, пусть и принадлежащего другому виду, я не понимала.
Сила Глаза была настолько незыблема, что я, понадеявшись на чудо, повела ребёнка к тому месту, где произошёл самый ужасный момент его жизни.
– ПРОБУДИСЬ, – умоляя всем сердцем и волей, с просьбой обратилась к Оку, дотронувшись пепла.
Ветер взметнул женские останки, пускаясь в завихрения. Сначала возник силуэт, затем оболочка стала укрепляться и наливаться жизнью, заполняя форму. Когда туман смешался с трупной пылью и листвой, к нам вышла цельная Бажана – мама Красуса, который кинулся в родные объятья, плача от счастья и облегчения.
Восторженно блеснув глазами, марава низко поклонилась, и, взяв своё чадо на руки, прижав к груди, вмиг исчезла, растворяясь в тумане, как и её соотечественники несколькими минутами ранее.
Слёзы бежали по мои щекам, но я, не стесняясь их, повернулась к четверке студентов, застывших в священном ужасе, пока их пятый продолжал испытывать муки душевной боли.
– Бог сказал: «Бойся слез обиженного тобой человека, ведь он будет просить меня о помощи, и я помогу»… Вы возомнили себя всемогущими, а это не так! Наказание найдёт каждого, переступившего через самого себя и Бога внутри него, именуемого «Совестью». – Ко мне подошли мои спутницы, не желающие исполнять приказа, и, хоть чему-то за сегодняшний день, я улыбнулась, радуясь появлению собственного мнения у кикимор.
Видя, как насторожены все четверо хогари, не стала тянуть неизбежное, надеясь, что поступаю правильно, имея силу Гласа, возвышающуюся над способностями бывших смертными людей на несколько порядков:
– Ступайте к несчастным, которых вы имели наглость обидеть, и раздайте им свои силы, ибо недостойны боле обладать возможностями демиурга. По праву сильного, разрешаю слабому вернуть долг каждому из вас.
Приказ пробежал по моему телу, найдя одобрение в душе, и вырвался серебристыми нитями, опоясывая всю пятёрку.
– Антон, – сглотнув, прошептала я, боясь своих слов, считая всё же, что это слишком, но по-другому просто нельзя. Пришло время принять на себя свою роль, прекращая играть в детство, совершенно мне не предусмотренное свыше. Обратилась к Гласу: – Когда муки твоей матери, бесконечно горящей, перестанут приносить должную боль, притупившуюся от времени, Нентиера и Лилит Первозданная ждут твою душу для перерождения. Отправляйтесь за последствиями от свершённых злодеяний!
Медленно, но верно, четвёрка мужчин ушла, оставив перепуганную девушку, застывшую на месте. Марьяна не знала, что ей делать, переживая о спутниках, не заслуживающих таких эмоций.
– Пппростите…
– Твои? – Махнув в сторону теней, стоящих в тумане и мигающих глазами, пока экзекуция над пришлыми не подошла к концу, спросила о вампирах.
– Ддда…
– Почему не помогла своим «детям»? – Грозно сведя брови, наблюдала, как девушка закрыла глаза ладошками, погружаясь в уныние. – НЕТ! Это грех, – резко схватив Марьяну за руку, одёрнула её от заплаканного лица девушки, не позволяя закрываться от самой себя. – «Ты должна отвечать за тех, кто находится под твоим крылом!» – Так говорит Совесть, и именно она является проводником между тобой и Господом! Ты должна вернуть себе эту нить, трусливо потерявшуюся в жалости к себе!
