Я посмотрел вверх и узрел, как толщу воды прорезают лучи. Они рассеивались, не достигая дна, и озаряли всё вокруг матовым светом. Опустив голову, ненароком ударил маской по волосатой башке, висевшей прямо перед моим носом. Я не оценил романтичности момента и брезгливо разомкнул объятия. Затем оттолкнулся от трупа и огляделся по сторонам. Меня окружали жмуры в покрытой тиной одежде, казавшиеся сомкнувшими ряды солдатами. У одного покойника отсутствовала нижняя челюсть, у другого не было ноги, и пустая штанина вихляла над ведром, влекомая потоком воды, а третий мог похвастаться здоровенной вмятиной на виске. Я насчитал дюжину утопленников, и все они, за исключением трёх, выглядели целёхонькими.
Особняком от группы трупов в воде болтался свежий на вид жмур. Из-за бритой под ноль макушки, опухших век и щёк он походил на монгола-буддиста, достигшего нирваны. Но тёмно-синий комбинезон с белыми полосками выдавал его гастарбайтеровскую натуру. Спецовка туго обтягивала его тело, видимо, тоже разбухшее как «Доширак» в кипятке, а ноги по аналогии с остальными покойниками по колено утопали в баке.
Я проверил его карманы и в нагрудном, закрытом на пуговицу, нашёл зелёную книжечку. Полистал её, пока не раскрыл страницу с небольшим фото широкоскулого лысого мужика, практически неотличимого от находившегося передо мной трудяги. Под фотографией была написана кириллицей какая-то тарабарщина. Я разобрал только Олтингул Абдулаев. Очевидно, паспорт гостя из Средней Азии, нашедшего вечный покой на дне убогой водосранки. Я спрятал документ за ремень и поплыл назад.
Моё внимание привлёк пологий холмик справа от первого найденного мной мертвеца. Я стал плавно погружаться, пока не приблизился к нему вплотную. Бережно смахнул рукой ил с вершины кучи и заметил длинную и толстую, сантиметра 4 в диаметре, пожелтевшую кость. Вдруг холмик задрожал, вспучился, словно мох над растущим грибом, и из его пика высунулась коричневая клешня, а за ней – длинные усики. Раскидывая кости и грязь, которую нанесло течением, из бугорка вылез рак, закованный в панцирь болотного зелёного цвета. Он развернулся и резво поплыл задом наперёд, дёргая хвостом, к противоположному краю опоры моста. За ним выкарабкались два его приятеля-рака. Они пустились вдогонку за товарищем и вскоре исчезли из вида.
Я схватил кость и ею как следует разворошил кучу. Поднявшуюся муть подхватило и быстро отнесло течением. Передо мной раскинулась во всей своей зловещей красе груда костей. Я насчитал пять целых черепов и десяток широких осколков костей, валявшихся рядом с зубами. Итого как минимум 20 трупов кормили рыб в водохранилище.
Когда я выбрался на сушу, на берегу, распластавшись на покрывалах, загорали две жирные почерневшие на солнце бабищи – вылитые куры-гриль. Мишаня куда-то запропастился, поэтому я стянул с балды маску и пошлёпал к машине. После гнетущего подводного мира водосранки кусты и деревья казались вдвое зеленее обычного, а отражавшиеся от жёлтого песка лучи резали глаза, словно тонкие стальные бритвы.
Потягивая квас, Мишаня релаксировал в тени тачки на узенькой раскладной табуретке и смахивал на распушившую перья синицу, притулившуюся в стужу к тонюсенькой веточке. Я сбросил с плеч баллон и прислонил его к двери «Форда». Мишаня передал мне бутылку, я сделал несколько больших глотков и вернул её ему.
