«Правда ли, что автобус отправляется сейчас?»
«Да… он уже… уже уехал. Я думал, что вы… тоже…»
«Как, как! – вскричал я. – Это вы должны были посадить меня туда…»
«Почему вы так волнуетесь?» – он нервно покусывал нижнюю губу.
«Там осталась моя куртка!» – выпалил я раздосадованно.
«Да? Извините… Очень сожалею… Но вы не волнуйтесь. По окончании собрания вас отправят другим автобусом. Ваша куртка не пропадёт…»
«Когда это ваше собрание закончится?» – прошипел я, уже совершенно не заботясь о впечатлении, производимом на него.
«Часа… – он опустил взгляд на своё левое схваченное блестящей „вотч“ запястье. – Часа через полтора».
Я вернулся на своё место – а может быть, и не на своё, поскольку они ничем не отличались, – едва не плача. Вторую часть заседания я запомнил ещё хуже первой.
Не знаю, полтора ли прошло часа, но едва только собрание закрыли, и я подумал – не так, впрочем, сердито, как, пожалуй, должен был, – подумал: «Ну где этот распорядитель? Ему бы президентом быть, он бы вывел нас к процветанию…» – как он тут как тут и объявился.
Схватил меня под руку, грубовато даже, ни слова не говоря куда-то потащил, одному ему ведомым способом ориентируясь в расползающейся, распадающейся на кучки и отдельных субъектов толпе, которая ещё полминуты назад была собранием.
«Верóника, вручаю вам (так и сказал: вручаю, как про вещь) этого молодого человека», – отрывисто бросил он, подведя меня к какой-то девушке, одетой в тёмно-коричневый костюм, состоявший из юбки до колен и жакета. У девушки было круглое, довольно приятное лицо с остреньким носиком, круглая же, не очень длинная причёска. Роста она была невысокого, как говорят, ниже среднего, макушка её головы была мне по грудь; своими шустренькими карими глазами она вынуждена была как бы заглядывать в мои. Симпатичная, но не в моём вкусе, отметил я, мне нравятся высокие, худые, с локонами до плеч. А впрочем, что мне за дело! Лишь бы она доставила меня куда надо. И уж такая непременно доставит – можно не сомневаться; её я тоже видел сидящей в президиуме.
«Ну-с, ведите же меня», – возгласил я с неожиданной, меня самого удивившей развязностью. Веронике пришлось уже не только поднять взгляд, но и слегка задрать голову – чтобы получше меня рассмотреть. Видимо, её я тоже удивил. Но, не сказав ничего, она устремилась к выходу, а я – за ней, и теперь нам уже не надо было проталкиваться сквозь толпу: толпа успела схлынуть.
На улице стоял автобус – точно такой же, как тот, что привёз меня сюда. Мелькнуло даже опасение насчёт происшедшей опять какой-нибудь очередной путаницы, и я спросил:
«Это другой автобус?»
«Конечно, – отвечала Вероника, покосившись на меня с удивлением ещё большим, чем прежде. – Тот ухал на базу. Ваше пальто теперь там». Я важно, почти покровительственно кивнул, почему-то не поправив её.
В салоне уже кто-то сидел; когда мы тоже стали забираться по ступенькам, я сосчитал: пять человек, трое мужчин и две женщины. Поднявшись, я увидел, что одно из женщин – это М. Пульс мой сразу чуточку участился. М. сидела на заднем сиденье, слева. Вероника тоже прошла в самый конец салона и устроилась на заднем же сидении – только справа. Я уселся рядом с ней – на правах подопечного – между М. и Вероникой, к последней всё же ближе. С М. мы снова обменялись улыбками, уже не только обрадованными, но и несколько растерянными. Я вдруг понял, что не знаю, о чём с ней говорить, – в присутствии стольких посторонних людей. А молчать было и вовсе глупо, поскольку М. так много значила для меня, а я уже пять лет её не видел.
