– Я вас знаю?
Таня недоуменно стала в него вглядываться.
– Нет, нет, не знаете. Я просто… Вообще-то мне не понравилось, но были моменты…
Тураев запутался и замолчал.
Таня вскочила и резво к нему подбежала.
– Так это я вас заприметила в зале? Вы ведь сидели с краю? Как он… У меня был друг – он тоже всегда садился с краю. Вот я и смотрю, кто там сидит. И вообще вы на него похожи. Вы не еврей? Отчего вы не в Штатах, не в Израиле? Странно, что не уехали! Вы старше, оттого и не уехали! Лет на сто старше. Значит, вам не понравилось? А мне не нравится ваш прикид. Где вы его выкопали? У вас вид дирижера, а вы, как… свинопас. Вот уж он был франтом, всегда отутюжен – настоящий музыкант, артист! Не знаю, как сейчас, но тогда он себе такого… Маша!
Таня закричала каким-то хриплым, вовсе не певческим голосом.
Растерянная нескладная девица явилась на крик.
– Шурин фрак у тебя?
Девица что-то невнятно проговорила, оправдываясь.
– Потом почистишь, потом! Неси скорее сюда!
Через минуту фрак был доставлен. Девица несла его на вешалке, бережно, как ребенка. Не этот ли фрак был на аккордеонисте? Но Тураев не успел додумать. Его оглушил Танин голос.
– Снимите эту гадость!
Она ткнула пальцем в его новенькую черную футболку с зеленой вставкой и заклепками на плечах.
– Маша, манишка осталась?
Девица что-то плаксиво пробормотала. Тураев не шевелился, переводя недоумевающий взгляд с Тани Алябьевой на девицу.
– Все. Стриптиз отменяется. Надевайте, как есть. Шура примерно такого же роста и сложения. Как тот. Оттого и взяла эту пьяную свинью.
Тураев никак не прореагировал на Танину команду.
– Надевайте же!
Он взглянул на Таню с прежним недоумением.
– Зачем?
– Как – зачем?
Таня едва не плакала от какой-то непонятной ему досады и раздражения.
– Затем, что я вас прошу. Затем, что он носил фрак. На концертах носил. А сейчас фраки носят какие-то придурки. Ну пожалуйста, наденьте!
Таня сложила руки умоляющим жестом.
Он запутался в рукавах. Потом постарался выпрямить спину. Таня, схватив с подзеркальника щетку для волос, пригладила ему волосы, седые, но по-юношески густые и пушистые.
– Вылитый он! Посмотритесь же в зеркало!
– О ком вы все время говорите?
Тураева стал злить этот неведомый двойник, из-за которого Таня в упор не видела его самого. Она ответила на какой-то другой вопрос.
– Уехал – и все стало безразлично. Больше десяти лет уже… И деньги, и успех, и репертуар. Все!.. Вы точно не музыкант?
– Я занимаюсь древностями. В музее.
– Не в том ли, где Тигран Мамедыч?
Таня неопределенно хмыкнула.
– В том.
Голос Тураева упал. Слышать имя своего начальника из уст Тани ему было неприятно. А вдруг она подумает, что он такой же прохвост?
– Зовет меня выступать в музее. А какой гонорар сулит!
Таня опять коротко хмыкнула, не то от удовольствия, не то от досады. Схватила ковбойскую шляпу, которую Тураев, надевая фрак, положил на стул, и нахлобучила ее Тураеву по самые уши, как сковородку.
– Вот это клево!
И уже не обращая внимания на растерявшегося, обозленного, обезумевшего Тураева, с которого девица пыталась содрать фрак, куда-то исчезла, растворилась в вечернем сумраке или же была увезена одним из тех «очень известных» персон, о которых повествовала светская хроника.
