Но лучшие времена не наступали. Похоже, что наступали худшие. Папа шепотом рассказал, что получил весточку от своей сестры Берты. Ее муж заплатил огромные деньги, и она с детьми и Маришиной бабушкой едет к ним из Кракова, из этого ада. Поэтому Мариша теперь должна будет спать в родительской комнате. Это Маришу не расстроило, она почти каждую ночь бегала прятаться от Страха к маме в кровать. Можно немножко пожить и без собственной спальни.
– Это ведь не навсегда? – спросила она папу. И папа опять промолчал.
Новые гости ей не понравились. Два Маришиных кузена бесконечно плакали, держали свою маму за подол юбки и писали в штаны. Хотя старшему исполнилось уже целых пять лет. А у младшего был почти беззубый рот, и поэтому мальчик казался маленьким некрасивым старичком. И еще они все время хотели есть, и старший мальчик крал у Мариши еду прямо из тарелки. Что тетя Берта и бабушка рассказывали родителям, девочка толком не поняла. Они закрылись в родительской комнате и говорили там целый вечер. Мариша слышала приглушенные мамины возгласы:
– Какой ужас! Как такое может быть?!
– Боже мой, Смилек,– сказала мама перед сном, укладываясь в кровать.– Теперь я понимаю, что нам еще повезло здесь, в Величке.
Но Мариша не понимала, в чем состоит их везение… Вместо учебы в школе она целый день сидит дома, и только иногда, поздно вечером, когда совсем темно, пани Ванда приходит с ней заниматься. Мальчик Влад перестал играть с Маришей. Многие другие дети с их улицы тычут в нее пальцем и обзывают жидовкой. А приятные соседи, которые раньше улыбались ей и называли юной пани, проходят мимо с таким видом, словно у них постоянно болят зубы. У Мариши больше нет своей комнаты, она почти не выходит во двор и играет только с кузенами, с которыми ей играть не интересно.
Вчера мама вбежала в квартиру и долго не могла отдышаться. Оказывается, немецкий офицер, который снимает квартиру на втором этаже, перегородил ей дорогу и стал кричать на весь коридор грязные, гнусные вещи. Она еле вырвалась и бросилась бежать домой. Он бросал ей вслед какие-то угрозы, но мама уже захлопнула дверь. А казался таким интеллигентным человеком!
– Если бы ты жила в Кракове, тебе бы уже давно никто из них не казался интеллигентным человеком. Ты просто всего ужаса представить не можешь,– сказала бабушка маме.– А здесь пока терпимо. Лишь бы хуже не было.
Лишь бы хуже не было… Однажды отец пришел домой и застыл в прихожей, опираясь на дверной косяк.
– Что опять случилось, Смилек?! – бросилась к нему мама.
Он прошел в гостиную, сел на диван и продолжил молчать, странно покачивая головой. Маришу страшно пугали любые странности в поведении отца, раньше всегда такого спокойного.
– Плохие новости,– наконец сказал он.
– Боже мой, Смилек, по тротуарам нам ходить нельзя. Пользоваться поездом тоже запрещено. Что на этот раз они придумали?
Мама давно уже не объясняла, кто это «они». Мариша понимала… Блестящие мотоциклы, блестящие сапоги, блестящие пуговицы, чужая речь. Страшные люди с довольными улыбками.
– Похоже, Хеника, что теперь нам разрешат пользоваться поездом,– продолжил папа,– только не думаю, что это привилегия. На всех улицах объявления, огромные плакаты, обращения к евреям и полякам Велички. От нас требуют быть готовыми к депортации из города. Взять с собой все документы и драгоценности. Полякам запрещают любые контакты с нами. За укрытие евреев, за хранение их вещей, за открытые окна квартир в день депортации всех нарушивших приказ ждет расстрел. Вот такие новости. Собирают на железнодорожной станции.
