– А чему, собственно, ты удивляешься? – резко повернулся скучавший Карелин (как не покажется странным), высказавший случайную мысль, хотя и простую, но всё же логичную: – Ты «замочил» развратную потаскуху, поглумился над ней – как следует! – затем бросил, покойной, в лесу, а сам неторопливо отправился к дому. Однако! Зайти в жилые помещения ты всё-таки не успел, так как поступил срочный рабочий вызов, требовавший немедленно выходить на службу.
Со вчерашнего вечера у Градова забрали на экспертизу личную обувь, и теперь его обуяли неслабые подозрения: не даст ли специалист криминальной службы официальное заключение, что она идентична и полностью совпадает? В положительном случае, он действительно будет целиком потерянный человек: при вновь открывшихся обстоятельствах, как-нибудь оправдаться и доказать невинную непричастность – эх, на это не останется практически никакой возможности! Он вновь помрачнел и, печально загрустив, опустил пониже туманные очи, наполнившиеся безутешными, скупыми слезами.
– Что говорит экспертный сотрудник? – выдавил из себя молодой человек, пуще прежнего подвергнутый нервной дрожи, лихорадочно теребившей сильное тело (он ожидал, что вот-вот поставится окончательная точка как в его печальной судьбе, так и несостоявшейся полицейской карьере).
– Он даёт неоспоримое заключение, что подошвенный рисунок не совпадает, – спокойным голосом промолвил региональный оперативник.
– Вот видите! – словно сбросив угнетавшую ношу, обрадованно выдохнул воодушевлённый оперативник. – Я же вам говорил, что я здесь совсем не при чём.
– Это вообще ничего не значит! – резко оборвал его радостное волнение Герман Петрович, не желавший рассматривать альтернативные версии (он уже отчетливо различал, как его недавнего подчиненного заковывают в стальные наручники и как он плачущим голосом желает признаваться в совершении жестокого преступления), – ты же не простой какой-нибудь парень, гм? – он презрительно усмехнулся. – Ты всё заранее хорошенько продумал и прихватил с собою пару запасных штиблет – вот только-то и всего! Дойдя до дома, переобулся, после чего ненадолго зашёл вовнутрь и сжег преступную обувь в заранее затопленной печке.
– Однако? – в допрос, становившийся перекрестным, вмешался молчавший начальник УГРО, – Тогда, Гера, – Бесстрашный допускал с равнозначным сотрудником неофициальное, фамильярное обращение, – выдвинутое предположение серьёзно разнится с твоими же недавними доводами: ты утверждал, будто бы во внутреннее пространство подозреваемый парень не заходил, а сразу же отправился по телефонному вызову. Да и! Неказистую избёнку мои доблестные ребятки осмотрели необычайно внимательно, и, можешь поверить, печка оказалась нетопленной. Как ты теперь-то объяснишь непонятный поворот своих же собственных мыслей?
– Все очень просто, – не желал сдаваться упрямый поселковый начальник, считавший личное мнение единственно правильным, – он уничтожил её каким-нибудь другим, более хитрым, способом.
– Каким? – не унимался Алексей Николаевич, пытавшийся если и не защитить предполагаемого преступника, то хотя бы вынудить Карелина не мешать проведению следственного мероприятия и не озвучивать нелепые, фактически не подкреплённые, версии.
– Ну-у… я не знаю, – развел руками Герман Петрович, – если не сжег, тогда куда-нибудь непременно спрятал… Я думаю, мы за тем и собрались, чтобы всё подробненько выяснить. А вы?! Словно в проворные адвокаты к «подленькому мерзавцу» набились – только и делаете, что защищаете его да оправдываете. И только я один пытаюсь подвести кровавого преступника говорить хотя и суровую, но чистую правду.
