Эштон Дэвис – доктор, хирург, посвятивший большую часть своей жизни изучению этой многогранной науки. Последние лет пять он всецело был поглощён любимым делом.
Мистер Дэвис был прав в своих суждениях: Эштон избегал его, не желая обсуждать свои дела, поскольку был уверен, что не получит от отца ничего, кроме порицаний и очередной попытки переубедить его покинуть врачебную практику и заняться делами компании.
У Эштона было много душевных переживаний, но он не делился ими с отцом, хотя уважал его и очень любил, но не торопился обнажать перед ним душу.
Много лет назад Эштон водил дружбу с Эваном. Но с годами, расстояние и разные жизненные принципы развели молодых людей.
Однако у них было кое-что общее. Оба были общительны, предприимчивы и, что крайне важно, знали, чего хотят, а главное, как достичь поставленной цели. Вот только методы у них были разные.
Эштон превосходил друга детства редким благородством и сердечностью, которых так не хватало Эвану…
Одетый в добротный серый костюм- тройку, Эштон выглядел очень гармонично и стильно. Следы непогоды остались каплями на его чёрных, натёртых до блеска ботинках. Мокрый плащ и зонт он вручил дворецкому, который лучше всех знал, как вернуть испачканной одежде прежний достойный вид.
– Погода разгулялась не на шутку! – доброжелательно улыбаясь и стряхивая с волос капли воды, протянул руку в приветствии Эштон.
– Вечер добрый, мистер Робинсон, Эван, отец! – поочерёдно пожал руки и приобнял ожидавших его господ.
– Рад видеть вас у нас в гостях, приношу извинения за опоздание. Слишком много больных нынче, и недостаточно компетентных врачей, – искренне произнёс он.
– Согласен! Не принимайте на свой счёт, но достойных хирургов и вовсе в дефиците, верно? – внёс свою лепту Робинсон-младший.
– Увы! – не заметив шпильку, простодушно подтвердил Эштон.
– Мне лично приходится контролировать лечение каждого пациента. Обычные рубцы, проигнорированные в своё время, пе рерастают в страшные очаги инфекции из-за элементарной антисанитарии и халатности, ввиду чего, в большинстве случаев, пациентам невозможно помочь без хирургического вмешательства. Говоря откровенно, прежде всего я обеспокоен судьбой рабочего класса, это наименее защищённый и крайне уязвимый.слой нашего общества. Уверен, элита найдёт, куда обратиться, средний класс так же не пропадёт, я же, в свою очередь, борюсь за жизнь самого нищего и оттого самого человечного сословия, – откровенно заявил Эштон, присев в кресло напротив гостей.
– Браво, Эштон! Вами стоит гордиться! – вырвалось у мистера Робинсона. – Я всегда был очень далёк от медицины и всего, что с ней связано. Терпеть не мог всех этих врачебных манипуляций и медикаментов. Но эта неприязнь стоила мне ноги: в своё время я упустил возможность спасти правую ногу.
Когда-то отморозив её, мне не посчастливилось найти достойного доктора, такого как вы, а может и не нашлось бы в то время такового! Ваш отец не даст соврать, ибо был свидетелем моих тяжких мучений. Недуг перерос в гангрену, мучил меня, и пришлось распрощался с ногой. Боже правый, чего я тогда только не натерпелся! Думал, что откинусь на том столе, на глазах у всех джентльменов, которые пришли поддержать меня и заодно поглазеть на мои страдания! Я был вынужден терпеть, дабы не осрамиться! К тому же жутко волновался о Лауре и детях: умри я тогда, кто бы воспитал их?! Адская боль с годами ушла. Частично. В непогожий день, такой как сегодня, мне всегда крутит кости, словно черти орудуют шилом. А деревянный протез…
