Женщина, закрыв лицо руками, плакала. Семён Давидович нервно ходил по комнате. Прошло почти двое суток с того времени, когда Марина уехала. Где её искать? Что делать? Он задавал себе эти вопросы, но не знал ответа. Между тем, заговорила Софья Яковлевна.
– Сёмушка, у Марины чистый паспорт, может, всё и обойдётся, устроится как-нибудь, будет работать. Стройка как-никак, обязаны принимать приезжающих, сами же звали. Ты, пожалуйста, только Лёнечке ничего не рассказывай, обойдётся как-нибудь.
– Не знал я, Софья, что ты такая жестокая. Ради заграницы ты предала сына и ту девочку ещё совсем, которая нам доверилась, поверила. Эх ты! – хлопнув дверью, Семён Давидович ушёл в спальню…
Лёня пришёл домой поздно ночью. Убитый горем, не раздеваясь, лёг на кровать. Молодому человеку хотелось одного – умереть, так невыносимо болела душа. Тихонечко в комнату сына вошёл отец. Он молча сел на краешек кровати и тихим голосом заговорил.
– Лёня, я догадываюсь, что ты сейчас представляешь себе самое ужасное, что могло случиться с Мариной. Ты напрасно это делаешь. Я много беседовал с ней и убедился, что она умная, ответственная девушка. Она понимает обстановку в стране, понимает, как надо себя вести, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимание. И потом, у неё хороший паспорт. Я думаю, что ничего плохого с ней не случится. Она ушла, это её решение. Ты должен набраться мужества и терпеть.
–Папа, она не могла просто так уйти, мы с ней строили планы о нашем совместном будущем. В восемнадцать лет хотели пожениться. Что-то случилось, кто-то вынудил её уехать. На вокзале её видели. Она уехала. Но кто дал ей денег, своих у неё не было. Я догадываюсь, что это маминых рук дело. По какому праву нашей судьбой распорядились?
– Сынок, я разделяю твоё негодование, но факт остаётся фактом. Надо смириться.
– Папа, что ты говоришь?! Я буду искать Марину, пока не найду. Пусть даже на это мне понадобится целая жизнь.
Лёня изменился до неузнаваемости. Он стал дерзким, можно сказать, даже грубым в отношениях с матерью, несколько раз намеревался уйти из дома, но всякий раз отец терпеливо беседовал с сыном и находил нужные слова, и он оставался. Лёня практически не ел. Он целыми днями либо бродил по городу, либо лежал на кровати, отвернувшись к стене…
Весь первый день, пока ехала в поезде, Марина почти не покидала свою верхнюю полку, разве что в туалет сходить. За это время она многое обдумала. Выросшая без любви, без ласки, она не слишком остро восприняла недоброе поведение Софьи Яковлевны по отношению к себе. Она привыкла к такому. Конечно, тоска по Лёне мучила её, но она гнала мысли о любви прочь. «Я полюбила Лёнечку, Семёна Давидовича, и что из этого вышло? Ровным счётом ничего. Любовь не для меня», – решила Марина и закрыла для себя эту тему. Сейчас её волновал вопрос, как жить дальше. Она до буковки изучила статью, которую с билетом до Красноярска ей всучила мама Лёни. В статье строительство Саяно-Шушенской ГЭС объявлялось всенародной комсомольской стройкой, и молодёжь там ждали с нетерпением. Этот факт облегчал положение и вселял в её душу некоторый оптимизм. Она твёрдо решила для себя, что прежняя жизнь – в постоянном страхе, в ожидании нападения – отныне не для неё. Уж лучше умереть. Два месяца, которые она провела в семье Лёни, открыли ей глаза, показали, что есть совсем иная жизнь – полная радости и любви. Её новый паспорт грел душу и рождал надежду на лучшее будущее, навстречу которому она теперь и ехала.
