– Мне кажется мы еще не представились? – не ответил я на его вопрос. – Тимофеев…
– Друзья вас зовут просто Тимом, – и в его глазах мелькнули лукавые огоньки.
Я вопросительно приподнял брови.
– Ну, это вам же многомиллионный город, – он развел руками. – Здесь все разносится в считанные секунды. А я – местный врач. Не слыхали? Бережнов моя фамилия. И ради Бога, не спрашивайте имя отчество. Это слишком долго и скучно. Я предпочитаю, чтобы меня называли исключительно по фамилии. Я люблю свою фамилию. В ней присутствует и морское начало и чувство некоторого самосохранения. Разве не так?
– Вы угадали, – согласился я с ним. – Я, действительно, плохо запоминаю имена отчества.
Меня не покидало чувство, что он что-то не договаривал, что ему есть что мне сказать. Но о чем может быть речь – я даже не подозревал. Эта пустая деревня, эти злобные взгляды, пробиващие окна, это переспелое яблоко, чуть не угодившее Марине в голову. Здесь было что-то не так. И я не ошибся. Он первым начал разговор.
– Вы, наверняка, испытали на себе некоторую холодность со стороны наших жителей.
– Это еще мягко сказано.
Бережнов расхохотался во весь голос крупными зубами. Казалось, зубов у него гораздо больше, чем должна дать природа.
– Ах, эти деревенские жители. Им всегда нужна жертва. Чтобы хотя бы таким образом разнообразить жизнь. Эта бесконечная южная жара. Эта однообразная полевая работа. Эти рано наступающие вечера.
– Вы сами только что утверждали, что скучать можно и в многомиллионном городе.
Он отрицательно покачал головой.
– Вы не уловили мою мысль, Тим, – он неожиданно меня назвал Тимом. И я не сопротивлялся. – Что ж. Я повторюсь. Скука – в характере. Только умственная работа может позволить не скучать в глуши. А им, после тяжелого физического труда обязательно нужны развлечения. Или нужна жертва…
– И этой жертвой оказалась Марина?
Он тотчас согласился. И его круглые очки заблестели.
– А вы знаете, они ей в глубине души даже благодарны. Знаете сколько разнообразия она внесла в их монотонную жизнь? Она… Замкнутая, романтичная, не умеющая болтать о перемене погоды и сплетничать о соседях. Вот так, молодой человек. Она по-другому одевается, живет вдали от поселка и часто купается обнаженной. Кому это может понравиться?
– И только за это можно ненавидеть? – недоверчиво усмехнулся я. И пристально на него посмотрел.
Он не отвел свой взгляд.
– Можно. Ненависть, как и любовь, чаще всего рождается на пустом месте. И чаще всего затруднительно ответить на вопрос, за что любишь или за что ненавидишь.
И все-таки мне по-прежнему казалось, что Бережнов что-то не договаривает. Но это были всего лишь смутные предчувствия, лишенные веских оснований.
Бережнов прошелся по комнате, не выпуская изо рта сигарету.
– Поймите, у нее единственный близкий друг – это немой, – и он кивнул на Слона.
Слон по-прежнему сидел не шелохнувшись на краю стула. Но, казалось, он не пропускал ни единого слова.
– Вы понимаете, Тим. В ее близких друзьях – только юродивый. Это тоже наводит на некоторые размышления. Слон, с которым даже невозможно поговорить.
– А вы? – я не отрывал от него свой взгляд. Но его вопрос не застал его врасплох.
– Я? – он усмехнулся. – Неужели вы думаете, я способен верить в эту фантастическую блажь, которой развлекаются от скуки? Я прекрасно к ней отношусь. И если бы не я, возможно, ее давно выжили бы из поселка. Я – врач. И для них… Ну, если хотите, на втором месте после самого господа Бога. Но, как бы вам объяснить, – он запнулся и посмотрел за окно. – Она почему-то не любит меня, не доверяет… Знаете, у нас каждого свой путь в жизни. Она – романтическая натура. Я – старый циник. Я бы, поверьте мог гораздо больше для нее сделать, если бы она так не сторонилась меня…
