Мария Магдалина - страница 21
– Заря всходит! – с восторгом вскрикнул Тимон.
– Сейчас сойдет, – засмеялась Мария, сбежала вниз по лестнице, а за ней Дебора.
– Наконец-то мы выманили тебя, – окружили они ее.
– А где лектика? – спрашивала Мария.
– Вот она, – ответил Сципион, сплетая вместе с Тимоном руки, и они понесли Марию, охватившую их за шеи.
Октавий с факелом и Саул, игравший на цитре, пошли впереди. Сзади сопел Катуллий, который тотчас же стал ухаживать за Деборой так настойчиво, что та запищала.
– Оставь ее, а то она потеряет мою шкатулку.
– Что она хранит в ней? Добродетель?
– Не о добродетели ее я тревожусь, но о моих драгоценностях., Несите меня к Мелитте!
– Мы лучше отнесем тебя к себе!
– Не сомневаюсь, но она ждет меня.
– Мы тоже ждали.
– Я обещала ей, а не вам!..
– Я и без обещания приму, – забурчал Катуллий.
– Иди к Коринне, медведь! – ответила ему Мария. – Я выбрал там уже весь мед, а ты полна сладости, словно улей.
– Но и жал также…
– Жала мне не нужно, у меня есть свое. Все замолкли, пробираясь через Кедронский поток.
– Ну, а теперь будьте приличны: нас могут люди видеть…
Мария соскочила, обтянула платье и закрылась вуалью. Октавий погасил факел, и все повернули в извилистую уличку.
Когда они остановились перед белым домом, окруженным высокой стеной, Тимон застучал щеколдой. Калитка открылась, и все пошли по красному ковру, разостланному по случаю прибытия Марии. На пороге дома появилась бледная от счастья Мелитта, одетая в мужскую тогу. Она взяла Марию одной рукой под локоть, другою под коленку и торжественно ввела ее в комнату, украшенную цветами и устланную мягкими циновками. За ними последовала молодежь.
– Ах, эта тога, и эти ваши лесбийские обычаи! – возмущался Сципион.
– Третьего дня я видела, как ты ластился к накрашенному мальчику… уколола его Мелитта.
– А что же нам делать, коль скоро вы отталкиваете нас. Приходится помогать друг Другу.
– Ты в хорошую пору собралась к нам, Мария, – говорил Катуллий, – у нас будет веселье, пиры по случаю прибытия из Рима Деция Муция, богатого юноши из сословия всадников. Его милостиво отправляет к нам в изгнание декрет Тиверия.
– За что?
– О, это такая длинная история, что я могу ее рассказать только за кратером вина или с девушкой на коленях. Иначе – нет! – и Катуллий залихватски подбоченился.
– У него всегда одно и то же в голове, – постукивая себя пальцем в лоб, заметила Мелитта, но все-таки велела невольнице принести вина.
– Одно и то же, но всегда хорошее. Мой принцип: carpe diem! [Лови мгновение (лат.).] Единственные жертвы, какие я когда-либо приносил богам, это дар Бахусу и голубь Венере. За это они милостиво пекутся обо мне. А теперь слушайте, – начал Катуллий, поднимая полный калликс с двумя ушками и художественно сработанной ножкой, – погубила его женская… добродетель! Деций увлекся так же сильно, как я Марией, некоей Паулиной, женой Сатурнина. Но Паулина – увы! – была настолько глупа, что отвергла с негодованием не только его ухаживание, но и двести тысяч драхм, которые Деций предложил ей за одну короткую летнюю ночь.
Сопротивление Паулины до такой степени разожгло избалованного постоянным успехом у женщин Деция, что жизнь без нее показалась ему невозможной, и он решил открыть себе жилы в ванне. По счастью вольноотпущенница его отца и нянька Муция Ида, удивительно ловкая баба, захотела помочь своему питомцу и достигла-таки своего. Узнав, что, как Паулина, так и ее муж, пылают ревностной верой к богине Изиде, она подкупила за пятьдесят тысяч драхм верховного жреца богини, который явился к Паулине и заявил ей, что сам бог Анубис воспылал к ней жгучей страстью и призывает ее на любовное свидание. И муж, и Паулина были несказанно осчастливлены этой исключительной милостью.