Мария - страница 12



Отец Татьяны служил начальником Земельного управления Закавказья и был человеком неординарным, более того, непредсказуемым. Не так давно, почувствовав боль в боку, он пошёл на приём к известному лекарю. Тот, обследовав его, с прискорбием сообщил, что с такими запущенными почками человек не проживёт и года. Последовал ответ: если так, то сидеть и ждать смерти глупо.

Отец Татьяны вышел в больничный двор и застрелился. Вскрытие показало, ничего серьёзного у него было.

Увы, лекарь не мог и помыслить о таком исходе. Он сознательно припугнул состоятельного пациента, чтобы тот не поскупился за последующее чудесное исцеление. Для матери Татьяны горе было безмерным, женщина сама хотела покончить с собой, но её удержали дети: дочь и сын.

Мария добавила в бокалы вино.

– Вспомнила твоего отца, предлагаю его помянуть.

Обе сделали по глотку, а после Мария сказала:

– Давай помянём и мою малышку.

Татьяна вскрикнула:

– Это какую же?!

– Новенькую.

– А сыновья как?

– Сыновья, слава Богу, здравствуют.

Татьяна вздохнула.

– Соболезную.

Теперь выпили до дна. Мария поставила бокал.

– Бог дал, Бог взял.

Татьяна встала.

– Пойдём, окунёмся.

– Пойдём.

Оставив в креслах простыни, женщины направились к бассейну.

Мария была уверена, что никогда не покинет Тифлис, ибо не сможет жить без серных бань. Их сказочные оранжево-коричневые купола околдовали её ещё в детстве. Утопленные в землю, они казались ей ни чем иным, как пристанищем джинов. Запах сероводорода, от которого морщились приезжие, стал для неё волшебным, а нагие женщины, размеренно двигавшиеся в лёгком мареве, представлялись ей призраками.

Мама привела Марию в это чарующее подземелье ещё ребёнком, и когда окликала её, мол, пора уходить, девочка делала вид, что не слышит. Закрыв глаза, она продолжала нежиться в этом чудесном, бьющим из-под земли горячем источнике, называвшемся по-грузински «тбилисо».

Татьяна показала на статую.

– Скажи, Мара, я полнее её?

Мария незамедлительно ответила:

– Нет.

– А друзья говорят, что мне надо худеть.

– Не надо. Ты же не собираешься быть демонстратором одежды.

– Я выхожу на сцену в самом артистическом месте Петербурга, и место это называется «Бродячая собака».

– Не слышала, но догадываюсь, к чему ты клонишь. Тебе нужен наряд, от которого все ахнут.

– Мара! Там ахают не от нарядов, там ахают от стихов! И лучшим нарядом признали бы костюм Евы.

Мария усмехнулась.

– Тогда ничем помочь не смогу. Правда, у меня есть знакомый медик, он может подсказать тебе, как правильно питаться.

Татьяна шлёпнула по воде ладонью.

– А говоришь, я не толстая!

– Скажу честно, есть одна лишняя складочка. И подожди, вы там голые, что ли?

Татьяна рассмеялась.

– Нет, конечно, за всё время обнажились только две прелестнейшие женщины.

– Лёгкого поведения?

– Здравствуйте, пожалуйте. Одной была ни кто иная, как Карсавина.

– Тамара Карсавина?! Балерина?

– Да, собственной персоной.

– И что, она вот так взяла и разделалась?

– Не «вот так». В тот вечер её чествовали как европейскую знаменитость. И обстановка была соответствующая. Наш художник Серёжа Судейкин оформил зал в древнегреческом стиле. Представь: зеркала, канделябры, амуры, гирлянды живых цветов. Выходит Карсавина, вся в белых розах, и танцует на голубом ковре, олицетворяя Афродиту. Потом розы падают, – Татьяна хитро улыбнулась. – Но остаётся одна – в виде фигового листочка.

Улыбнулась и Мария.

– Это уже не Афродита, это Ева.