накормили, дали постель. Утром после завтрака, получив на расходы 50 сантимов, я вместе с Надей отправился на другой конец города к Дмитриеву. Найдя нужный дом и квартиру, Надя позвонила в дверь и спустилась вниз, чтобы там подождать меня.
Дмитриев появился где-то через час. Прочитав письмо, он воскликнул: «Почему они считают возможным направлять именно ко мне всех приезжающих из Одессы?» Я было собрался уйти, ведь у меня уже было пристанище. От двадцати франков, предложенных мне на первое время, я тоже отказался. «Мне нужна работа», – твердил я. Наконец, Дмитриев предложил мне место ревизионного корректора в своей еженедельной газете «Парижский вестник». Конечно, я согласился, и уже как коллега был приглашен к обеду. Тут я сказал, что меня ждут внизу. «Неужели вы думаете, что парижанка будет вас столько времени ждать на улице?» – изумился Дмитриев. Действительно, Нади внизу не оказалось. За 10 лет моего пребывания в Париже, я так и не видел больше этой девушки, ведь ее адреса я не знал. На вешалке в ее доме осталось мое замызганное грязью пальто.
Дмитриев помог мне снять номер в дешевом рабочем отеле, однако положенного жалованья мне на жизнь явно не хватало, и я решил разыскать студента Бориса Горбачева, адрес которого дал мне в Одессе композитор Мельмейстер. В тот же вечер, а было это на третий день по приезде в Париж, я познакомился у Горбачева с поэтом и художником Оскаром Лещинским. У Горбачева собралась компания русских студентов Сорбонны. По их просьбе я прочел свои стихи. Оскар не только вызвался рекомендовать меня в члены парижского Литературно-художественного кружка, но и предложил поселиться в своем ателье. Я тут же перебрался к нему. Встретила меня его жена, художница Лидия Николаевна Мамлина1. Здесь я наконец скинул с себя сорочку, кишащую вшами. Оскар дал мне свою чистую. Со времени отъезда из России я ни разу не сменил белья. У меня ведь ничего с собою не было, ехал я, не имея даже узелка или чемодана.
Прожил я у Оскара недолго. Приближался конец декабря – последний срок оплаты квартиры, в которой Оскар жил с женой и маленьким сыном, зарабатывая на жизнь семьи вышиванием подушек. В те времена домовладельцы в Париже взимали со съем-
щиков плату за жилье сразу за три месяца, причем платить можно было не вперед, а в конце срока. Как и многие эмигранты, Лещинский этим пользовался и удирал, не дожидаясь конца триместра. Я помогал Оскару по ночам тайком переносить вещи в другую квартиру. Новое жилье Лещинских было совсем маленьким, и скоро я остался без пристанища.
Но пока я жил у Оскара. Стол его был завален гранками книги его стихов «Серебряный пепел», второго номера журнала «Гелиос». Кроме того, готовились к печати книги П. Чичканова «О творчестве Ходлера» и Эренбурга «Поэты Франции», книга стихов В. Немирова «Вечерний сад», дебют Веры Инбер – книга «Печальное вино». Все эти издания финансировал Валентин Немиров, прожигавший одно за другим «наследство всех своих родных». Здесь я впервые услышал имя Ильи Эренбурга, склонявшееся у Лещинских во всех падежах.
Литературно-художественный кружок, куда меня в ближайшую субботу привел Лещинский, собирался раз в неделю в кафе на авеню d’Orleans, 2. В том же кафе по другим дням встречались русские политэмигранты. Часто бывал там Ленин, когда жил в Париже. Его я не видел, это было до моего приезда, знаю об этом только со слов. Бывали здесь Луначарский, Алексинский, Виктор Чернов, Антонов-Овсеенко и др. Собирались они вместе, спорили. Непримиримого расслоения среди политэмигрантов тогда еще не было.
