В 11 часов противники одновременно получили подкрепление: подошли дивизии Морана и принца Оранского. Но если пехота Морана была полностью брошена на усиление левого фланга французов, то запоздалый подход свежей дивизии принца Оранского, введенной в бой по частям и в разных местах, а не концентрированно на самом слабом, левом, фланге обороны Даву, не смог принести перелома в сражении. У пруссаков вообще была слабо развита поддержка одного рода войск другим: пехоты кавалерией, кавалерии пехотой, не говоря уж об артиллерийском огне. В этом они сильно уступали французам. К тому же король так и не кинул в бой свой последний резерв – 14 батальонов гренадерской пехоты, 5 эскадронов черных гусар и 3 батареи: он считал, что перед ним главные силы врага во главе с самим Наполеоном.
После полудня Даву перешел из обороны в общее контрнаступление всеми своими тремя дивизиями, построив их в виде полумесяца рогами вперед. Основная масса прусской армии оказалась внутри вогнутой части французского построения, и началась кровавая бойня. Хотя немногочисленная артиллерия Даву громила врага с убийственного расстояния пистолетного выстрела, пробивая в его пехотных рядах целые просеки, прекрасно вымуштрованные прусские гренадеры раз за разом стойко смыкали свои ряды. Массированные атаки прусской кавалерии неистового Блюхера (под ним уже убило двух лошадей), лишенные огневой поддержки многочисленной, но разрозненно действовавшей артиллерии, разбивались о пехотные каре Морана, Фриана и Гюдена.
Когда Гюден бросил остатки своей дивизии в последнюю отчаянную лобовую атаку, а шедшие на флангах Моран с Фрианом одновременно начали обход врага каждый со своей стороны, грозя выдвинуться в тыл, король Фридрих Вильгельм наконец понял, что именно ему придется принять решение об отходе. Он отдал приказ отступать, надеясь на успешное соединение с силами Гогенлоэ и Рюхеля, чьи войска он считал нетронутыми. (На самом деле в тот же день их уже разгромил Бонапарт под Йеной!) Но организованного отступления, несмотря на старания храбреца Блюхера, отчаянно проклинавшего своего малодушного короля, не получилось, и пруссаки побежали. В панике бросилась спасаться даже свита монарха, кинув его на произвол судьбы.
Ауэрштедт – один из редких случаев, когда численно более слабый противник нанес поражение более сильному (по меньшей мере, вдвое) неприятелю. Даву смог удержать своих людей на поле боя, лишь появляясь повсюду лично. И в течение целого дня, пока Наполеон и остальные маршалы громили пруссаков под Йеной, Даву галопом носился от каре к каре, призывая солдат стойко держаться, пока не придет подмога. Его мундир был черен от порохового дыма, треуголка сбита с головы вражескими пулями. Он потерял 7 тыс. убитыми и ранеными (только офицеров полегло 258 человек), но победил. Подтвердили свою репутацию блестящих дивизионных командиров Моран, Фриан и Гюден (последний, правда, потерял 40 % солдат и офицеров). Все трое получили во французской армии престижное прозвище Бессмертные.
Между прочим, когда после победного сражения под Йеной Наполеон вернулся к себе в ставку, в трактир, то был удивлен докладом штабного офицера маршала Даву. В донесении утверждалось, что последний разбил в сражении при Ауэрштедте главную прусскую армию. «У нашего маршала, очевидно, двоится в глазах!» – оборвал посланца усталый император. Однако вскоре он понял, что на самом деле именно ему выпало сражаться со вспомогательными силами пруссаков…
