Был в окрестных дворах еще один персонаж, которого я жутко боялся и которым меня время от времени пугали. Звали его «Ваня с трубкой». Это был мрачный бородатый мужик, одетый в длинную шинель нараспашку и кирзовые сапоги. Он постоянно медленно слонялся по дорожкам в нашем районе, куря огромную трубку-люльку, которая доходила ему почти до пояса. Этот непонятный, донельзя странный образ внушал мне безотчетный ужас, и я, едва завидев его издали, с ревом бросался к кому-нибудь из взрослых.
Другим пугалом для меня был один из предводителей местной шпаны по кличке «Леня сопливый». Прозвище звучало основательно и конкретно. Как какое-то зоологическое или ботаническое наименование, типа «одуванчик полевой», «медведь бурый», «воробей обыкновенный» или что-то вроде этого. Прозвище имело вполне определенное наполнение, а вовсе не являлось уничижительным эпитетом или отвлеченной метафорой. Леня на самом деле был Леней. А кроме того, был действительно сопливым. То ли какая простуда хроническая, то ли застарелый гайморит, то ли еще что-то в этом роде служили причиной, что у предводителя дворовых хулиганов под носом постоянно висели длинные сосульки соплей, на которые он давно махнул рукой и даже не пытался вытереть, – никто не знает. Родители у него, по слухам, были алкоголики и, вероятно, именно из-за этого в Ленином лице явно проступало что-то дегенеративное – крайне неприятное и при этом пугающее.
Словно злобные пришельцы с других планет, эти два персонажа казались мне совершенно непостижимыми и почти нереальными. Когда я не слушался или баловался, бабка меня обзывала «Эх ты, Ваня с трубкой!», или пугала: «Вот подожди, сейчас Ваня с трубкой придет!»
Лет до шести я вообще рос на удивление правдивым и наивным ребенком. Что было, то и говорил. Я не мог понять, как можно сказать то, чего нет на самом деле. Никаких завиральных фантазий (какие обычно бывают у маленьких детей), никаких выдумок, которые практически невозможно отличить от реальности, у меня не было. Но однажды наступил тот самый день, когда я впервые сознательно сказал неправду. Это было примерно так же, как потерять девственность. Страшно, немного неприятно, зато какие перспективы открываются впереди! Но обо всем по порядку.
С одной стороны дома у нас располагалось футбольное поле. С другой – детская площадка с разными горками, качелями, песочницей и иными приспособлениями детского досуга. Среди прочего была полукруглая качалка, сделанная из металлических прутьев. Внешне она напоминала большущее пресс-папье, на которые в старину снизу надевали пористую бумагу и которыми промакивали чернила, слегка перекатывая конструкцию взад-вперед. Мы постоянно качались на ней. Но однажды уволокли эту качалку с площадки в палисадник, перевернули ее, сверху положили доски, после чего натаскали сена (на пустыре у нас кто-то постоянно косил сено, не иначе держал кроликов или какую-то другую живность) и засыпали все сооружение. Получился довольно вместительный шалаш. Мы, естественно, тут же залезли внутрь и принялись осваивать новое пространство. Набилось туда человек пять. Мы там лазили, галдели и вообще всячески валяли дурака, пока кто-то из девчонок не предложил поиграть в больницу. Последовали простукивания, прослушивания, смазывание воображаемых царапин «йодом» и прочие процедуры. Постепенно область интересов сместилась на уколы, которые делались, разумеется, в нижнюю часть туловища. Все по очереди вкатывали друг другу «пенициллин» при помощи шприцев, роль которых выполняли палки и щепки, подобранные неподалеку. Минут через десять, вероятно, осознав, что занятия медициной предполагают хорошее знание анатомии, мы переключились на изучение этого весьма увлекательного предмета. Поскольку в «фокус-группу» входили и мальчики, и девочки, мы обнаружили для себя много нового и даже несколько странного. Короче, время пролетело незаметно.
