— Уже не мерзнешь? — глазами липну к торчащим соскам нашей гостьи. — Я рад, что тебе здесь нравится. Не хватает женской руки.
— Я в гостях, — лапочка кусает губки, моя башня окончательно съезжает.
— Оставайся... — прижимаю её к себе, провожу указательным пальцем по нежным губам, — мы тебе рады, Ма-шень-ка.
Ей нравится, как я смакую её имя. Вижу, что девочка готова заурчать. И я вместе с ней.
— Ну, чем займемся пока ждем нашу кесадилью? — трусь щекой о личико Машеньки. — Может, пошалим, м?
Глажу её бедро, поднимаюсь выше. Девочка шумно выдыхает, её сосочки рвут майку. Супер! Мне это очень по душе! И моему медведю.
— Дима... нет... — останавливает мою руку, когда я пытаюсь забраться к ней в шортики, — не надо... не сегодня, ладно?
— У тебя месячные? — спрашиваю её. — Ты поэтому так стесняешься, не хотела ехать к нам? Отталкиваешь?
— Угу, — она краснеет, но я не намерен отступать, — откуда ты...
— Сложил два и два, — убираю прядь светлых волос со лба Машеньки, — у тебя болит живот, ты нас к себе не подпускаешь. Стесняешься, прячешься. Это не стыдно, малышка. Просто говори, как есть и всё. Все мы люди.
Ухмыляюсь. Забыл добавить, что запах девочки изменился из-за этого. Мы не можем её оплодотворить. Природа предусмотрела механизм отпугивания. Но ведь в этом нет ничего постыдного!
Злюсь. Тело есть тело. Физиологические процессы нормальны. Но такие люди. С самого детства им внушают, что секс — это грязно.
Что месячные у женщин нужно скрывать, прятать средства гигиены. Это смешно.
— Мне нужно в уборную, — бормочет девочка.
— Иди, — отпускаю её, — не стесняйся нас, пожалуйста. В этом нет ничего стыдного.
Она уходит, а я смотрю на огонь. От Маши остался лёгкий сладкий шлейф. Ловлю носом остаточный аромат своей самки. Это точно она... моя истинная. Почему нет метки?
У Ярцева и Вересова она вылезла прям сразу, как пара появилась в их жизни. Размышляю. Рычу себе под нос.
Что-то не так. Нужно взглянуть на Машу голышом. Возможно, она боится признаться, и метка у неё уже проявилась. Когда наша лапочка возвращается, снова обнимаю её.
— Всё хорошо? — наслаждаюсь близостью Машеньки. — Как себя чувствуешь?
— Отлично, — она улыбается, разворачивается ко мне, таращится на губы.
— Что? — давлю лыбу в ответ.
— Поцелуй меня, Дим, — лепечет, облизывается, в синих глазах порочный блеск.
Что-то поменялось.
— Детка, меня дважды просить не надо, — бросаюсь на её губки, тут же роняю девчонку на диван.
Она покоряется. Неужели принимает? Рычу, затем снова бросаюсь и целую свою пару. Сука, это слишком ахуенно! Задираю маечку, сминаю налившуюся грудь. Наслаждаюсь ощущением мягкой бархатной кожи и упирающегося в ладонь твёрдого сосочка.
— Ты вкусная, Машенька... очень... — опускаюсь к шейке, целую пульсирующую венку.
— Ммм! Димааа, — она дико сексуально стонет, — еще... прошу... не останавливайся!
— Я и не собирался, — ухмыляюсь, вбираю в рот алый сосочек, облизываю.
Потом второй. И так по очереди. Машенька мечется, вдавленная моим телом в мягкую ткань дивана.
Проникаю ладонью в шортики. Плевать мне на всё! Хочу её! Глажу влажные складочки. В нос врывается металлический аромат крови, но вопреки всему, я завожусь от него ещё сильнее.
— Дима... Димаааа... — уже кричит в голос, когда я веду пальцем вокруг торчащего клитора, — пожалуйстааа... ммм!
— Нравится? Ммм? — шепчу, жадно вбирая в рот грудь истинной.
— ДА! ДАААА! — стонет всё громче.
