«Вы с Сумеречья?» – спросил Герсен.
«Откуда еще?» – буркнул молодой человек. Герсену не удалось сразу определить эмоциональный смысл его интонации – в ней было много противоречий: печальная гордость, капризная враждебность, наглое смирение. «Хотите есть?» – спросил лавочник.
Герсен покачал головой: «Я не разделяю ваше вероисповедание».
«Хо-хо! – воскликнул юноша. – Значит, вы бывали на Сумеречье?»
«Нет, но о ваших обычаях много говорят».
Продавец улыбнулся: «Не верьте старым сплетням. Про нас рассказывают, что мы, сумереченцы – религиозные фанатики, что мы едим всякую гниль с целью умерщвления плоти, подобно фанатикам других религий, избивающим себя плетьми до крови. Это неправда! Сами посудите. Вы справедливый человек?»
Герсен задумался: «Пожалуй, хотя я стараюсь не превращать справедливость в культ».
Юноша направился к одной из лоханей и выудил из нее маленьким черпаком кусочек блестящего красно-коричневого паштета с черной корочкой: «Попробуйте! Судите сами! Доверяйте вкусовым ощущениям, а не носу!»
Герсен фаталистически пожал плечами и попробовал. У него во рту возникло покалывание, быстро усиливавшееся и распространявшееся. Герсен судорожно глотнул, подавляя позыв к рвоте.
«Ну, как?» – спросил молодой человек.
«Сказать по правде, – ответил Герсен, когда продышался, – вкус у этой дряни еще хуже, чем запах».
Юноша вздохнул: «Таково всеобщее мнение – среди тех, кто не привык к нашей кухне».
Герсен вытер рот тыльной стороной руки: «Вы знаете всех сумереченцев в округе?»
«Знаю».
«Я ищу высокого человека, слегка косоглазого. У него нет одного пальца, а длинные волосы он перевязывает под затылком на манер конского хвоста».
Молодой человек спокойно улыбнулся: «Как его зовут?»
«Не знаю».
«Таким приметам примерно соответствует Дорогуша Пауэл. Но он вернулся на Сумеречье».
«Понятно. Что ж, неважно. Деньги придется вернуть в провинциальное казначейство».
«Жаль. О каких деньгах вы говорите?»
«О деньгах, оставленных по завещанию. Два сумереченца оказали услугу чудаковатой старухе, и она их не забыла. Другого наследника, как мне дали понять, тоже нет на Парусном пляже».
«А кто второй?»
«Мне сказали, что он улетел с Альфанора месяц тому назад».
«Неужели? – юноша задумчиво почесал в затылке. – Кто бы это мог быть?»
«Опять же, не знаю, как его зовут. Пожилой человек, но еще не состарившийся, с большими ушами и крупным носом, у него близко посаженные глаза».
«Вполне может быть, что это Дольвер Кунд. Но он все еще здесь».
«Как так? Вы уверены?»
«О да. Пройдите вдоль волноломной стенки и постучитесь во вторую дверь слева».
«Спасибо!»
«Как правило, посетители платят за деликатесы, даже если они их только пробуют».
Герсен расстался с монетой и вышел из лавки. Воздух на дворе улицы Ард показался ему почти свежим.
Волноломная стенка тянулась перпендикулярно переулку; в двадцати шагах ниже вздымался и опускался океан, прозрачный и пронзенный лучами Ригеля, как сверкающий звездчатый сапфир. Герсен повернул налево и остановился у второй двери, преграждавшей вход в коттедж с узким шершавым фасадом из общеупотребительного ракушечного бетона.
Герсен постучал в дверь. Изнутри послышались неуверенные шаги. Дверь медленно открылась; выглянул Дольвер Кунд – человек с круглым багровым лицом и посиневшими губами, несколько старше и тяжелее, чем ожидал Герсен: «Да?»
«Позвольте пройти», – Герсен бесцеремонно шагнул вперед. Кунд издал жалобное блеянье, выражавшее протест, но посторонился. Герсен посмотрел вокруг – они были одни в небольшом помещении. Исцарапанная старая мебель стояла на протертом лиловом ковре с красным орнаментом; в кастрюле на плите что-то булькало – Кунд готовил обед. Ноздри Герсена невольно сжались.
