Возможно, если бы мадам была здесь, Микарису помогли, но мир против меня. Против нас.
Микарис тяжело дышал. Щёки его были алыми и горячими, а лоб влажный от пота.
Я выжила влажное полотенце избавившись от лишней воды и положила на маленький лоб младшего брата.
– Держись братик. Ты должен жить… Ты обещал матушке!!
***
Шёл дождь. Тяжёлые капли били стекло, а нежное прикосновение к моей голове напоминали маленькие ручки. Распахнув глаза, я подорвалась с места.
– Микарис… Микарис!
Он улыбался самый счастливой улыбкой и мне стало страшно.
Неужели я сплю? Неужели ты пришёл ко мне во сне, потому что умер?
Я боялась озвучить собственные мысли, а потому ущипнула себя за руку. Острая боль и жжение на коже отрезвили мои мрачные мысли.
– Сестр… Братец.
– Как? Как себя чувствуешь?
Я засуетилась.
– Хорошо, братец, – улыбнулся он.
Немедля приложила руку к его лбу и ощутила прохладу. Лихорадка спала.
– Прости меня Микарис. Не нужно нам было идти искать травы. Прости… Ты чуть не… – слёзы навернулись на мои глаза. Маленький Микарис не понимающий захлопал ресницами.
– Мне помогло лекарство, Микаэла, – прошептал он.
– Лекарство?
– Я смутно помню, как возле меня стоял доктор, вы говорили о чём-то. Я был уверен, что ты уговоришь его вылечить меня. Спасибо…
Он выглядел благодарным и счастливым. Таким я его не видела уже очень давно.
– Микарис… Тебя… – я запнулась. – Погоди-ка.
Я приподняла вьющиеся локоны у его заостренных ушей и ошалела.
За ушами не осталось красных пятен.
Красная сыпь за ушами констатирует факт наличие первой стадии «Пустынной лихорадки». Чем темнее пятна, тем выше стадия, но сейчас я не видела ни единого пятнышка.
Также я никогда не была глупым ребёнком. В свои одиннадцать разбиралась в травах и могла приготовить простые настойки от различных болячек. Таким образом мне удавалось замедлять развитие болезни брата и даже мамы, но это…
– Яд…
В памяти всплыл змеиный хвост той твари с радужной чешуёй. Не выжидая более, я достала из шкатулки маленькие корешок сладкого дерева название, которого у меня никак не получалось запомнить.
– Что ты чувствуешь?
Немного подержав во рту корешок, брат скривился, а затем выплюнул его.
– Горько? – обречённо уточнила я.
Но секунду спустя он закачал головой после чего меня захлестнул восторг.
– Немного сладко.
– Ты не обманываешь?!
Он серьёзно покачал головой, я же просияла.
Корень сладкого дерева стоит очень дорого, но мне удалось как-то раз его выкрасть у милой аптекарши, за что до сих пор стыдно.
Суть моего поступка была очевидна: данным корешком определяют действие лекарства. Пятна могли исчезнуть лишь на время, но корень никогда не врал. Если после мерзкой горечи пациент чувствует сладость – болезнь притупилась, но не отступила.
Здоровый эльф, раз лизнув корешок, ощутит приторную сладость после ужасной горечи, тогда как заражённый – только горечь, и чем выше стадия, тем отчётливее.
Тогда в моей голове родилась очередная теория, в последующем ставшая целью всей жизни.
