Словно подсмотрев постигшее отряд несчастье, природа тут же ополчилась против нас. Небо зарядило мелким бесконечным дождем, и теперь отыскать сухой хворост стало проблемой. Ночью со стороны моря тянуло такой промозглой сыростью, что мы просыпались от холода, несмотря на предусмотрительно заготовленные сухие водоросли и циновки. Утреннее замешательство, возникшее в связи с отсыревшими спичками, перешло в полемику: как быть дальше. Мы заговорили все разом и смотрели на Каспара, ожидая, что он скажет.
– Да, вы правы, на моей палке тридцать восьмая зарубка: за такое время «Шарлотта» могла обернуться, пожалуй, не менее трех раз. Значит, она или потерпела крушение, или…
– Или война закончилась, – неожиданно выпалил Гильом.
– Такое тоже возможно, – продолжил Каспар, – и я согласен, нам нужно уходить, но куда?
– Пойдем в Ак-Мечеть и там сдадимся, – предложил Лангар, – пусть нас отправят в лагерь военнопленных. Только скажут, где он, этот лагерь, мы сами туда пешком пойдем.
Предложение Лангара было поддержано большинством.
– Боюсь, друзья, что слово военнопленные к нам может и не подойти, – остановил нас Каспар, – ведь мы сейчас в глубоком тылу, и должны будем признаться, чем мы здесь занимались. А к нашему занятию подходит одно единственное, причем не совсем хорошее слово – мародерство. Возможно казаки, которым мы сдадимся, никуда нас не отправят, а по законам военного времени казнят на месте; о том, что война закончилась, здесь еще могут и не знать. Думаю, что нужно идти в ближайшую деревню и там попытаться узнать дорогу до Евпатории, там ведь кроме турок, должны быть и французские войска. Может проводника уговорим, у нас ведь двое карманных часов, кто-нибудь вдруг и согласится.
Решено было наловить рыбы в дорогу и напечь хлеба. Но в их планы снова вмешалось провидение – ночью Жульена укусила гадюка. Каспар высосал кровь из укушенного места и прижег ранку раскаленным в костре кончиком ножа, но это не помогло; к полудню лодыжка бедного юноши распухла до угрожающих размеров. Глядя на его посеревшее лицо, Каспар объявил: собираемся, вечером уходим.
Вышли после захода солнца, прихватив нехитрые пожитки: циновки и сушеную рыбу. Сделали большую дугу, обходя Ак-Мечеть, чтобы не нарваться на казаков, рассчитывая к утру выйти на южное побережье Тарханкута. Тьма была кромешная, в небе ни одной звезды; шли осторожно, почти наощупь. Жульена несли на носилках, сделанных из невода и двух палок. Откуда-то к нам донесся приглушенный лай собак, и мы пошли на этот звук. По расчетам Лавуазье справа от них должна быть деревня Караджа; они видели, когда проплывали мимо, у причала рыбацкие лодки. Вот, если нам повезет, то в Евпаторию можно уйти на веслах. Кроме собак стали слышны и петухи, и вскоре они оказались в центре небольшой деревушки из четырех десятков домов. Обессиленные переходом, мы опустились на траву на небольшом холмике в центре села. Первыми нас обнаружили несколько дворняжек; они подняли истошный лай и не успокаивались до тех пор, пока каждая не получила по сушеной рыбешке. После угощения они улеглись поодаль, ворча и настороженно поглядывая на пришельцев, готовые в любую минуту поднять тревогу. Затем появились несколько женщин, они также настороженно вглядывались в незнакомых людей.
Каспар произнес хорошо известное ему русское слово – хлеб, и показал на открытый рот.
