– Мы будем создавать произведение искусства, великий мастер?
– Вообще-то это была всего лишь шутка, – ответил Айспин. – Студенческая забава.
– А я думал, что ты никогда не шутишь.
– Кто это сказал? – Айспин с удивлением посмотрел на царапку.
– Ты сам это говорил.
– Я? В самом деле? Что только не говорят… Я всегда любил шутить.
– Так-так. И когда же в последний раз? – спросил Эхо, затаив дыхание.
Айспин задумался.
– Это было… э… это было… в последний раз… э…
– Ну?
– Это было… – Айспин явно напряженно думал. – Это было… бог мой, это было в мои студенческие годы!
Впервые Эхо не увидел в мимике Айспина того привычного выражения его внутренней холодности и превосходства. Это было выражение откровенного замешательства. Но оно, впрочем, так же быстро исчезло, как и появилось, и сменилось обычной гримасой власти и силы воли.
– Ну так что? – фыркнул он. – Варить мне привидение или нет?
Эхо согнулся от резкого голоса Айспина, как от удара меча.
– Я бы попросил вас об этом, – сказал он тихо.
Мастер ужасок отложил в сторону воздуходувный мех и поспешно собрал свою мантию.
– Алхимики всегда пытались всякими смехотворными попытками изменить материю, – сказал он. – Они пытались превратить свинец в золото, кровь в вино, вино в кровь, дерево в хлеб, а хлеб в бриллианты. Тогда считалось в высшей степени профессионализмом, если алхимик в полнолуние опрыскивал камень намагниченной ртутью и надеялся, что тот превратится в марципан.
– Но свинец в золото – это ведь нормально или нет? – спросил Эхо осторожно. Он когда-то уже об этом слышал.
Айспин озабоченно вздохнул.
– Я вижу, что твои знания в области алхимии соответствуют уровню средневекового деревенского дурачка. Поэтому я должен начать с самых азов.
Царапка опять съежился, правда, на сей раз не из-за раската грома. Мастер ужасок действительно мог легко обидеть своей прямолинейностью. Эхо сделал обиженную мину и отошел в сторону.
– Золото и свинец! – воскликнул Айспин с насмешкой в голосе. – Древние алхимики специально выбрали для превращения два наиболее твердых вещества.
Эхо спрятался за беспорядочной стопкой ветхих фолиантов.
– И что? – крикнул он из своего укрытия. – Почему бы и нет?
– Чем плотнее масса, тем меньше ее способность к превращению! – ответил Айспин. – Точно так же ты можешь научить летать и кирпич. Только с летучими веществами у нас есть шанс, это тебе может подтвердить любой образованный алхимик.
Мастер ужасок откупорил стеклянную бутыль, в которой плескалась красноватая жидкость, и выпустил из нее крошечное розовое облачко. Эхо мог бы поклясться, что облако хихикнуло, прежде чем исчезло. Эхо, преисполненный любопытства, снова вышел из своего укрытия.
Айспин стоял перед достаточно впечатляющей картиной, написанной маслом, на которой было изображено извержение вулкана.
– Длительное изучение живописи катастроф научило меня кое-чему важному, – сказал он, погрузившись в созерцание картины. – Кто однажды внимательно наблюдал, как безжалостно пожар уничтожает город или как планомерно вулкан накрывает своей лавой деревню, как методично смерч обрушивается на остров и как кровожадно цунами стирает с лица земли все морское побережье и все живое на нем, тот не поверит больше, что эти силы природы властвуют вслепую. Это мыслящие существа, как ты и я!
И будто в подтверждение его смелых слов вспыхнула мощная молния, за которой последовал сильнейший раскат грома.
