В крупитчатом рыхлом снегу точно в речном песке вязли колеса экипажей, повсеместно уже сменивших легкие саночные полозья. Лошади напрягались, выдыхали туманный пар и все косили куда-то в сторону агатовым кротким глазом. Небо с мечтательными многоточиями звезд, с червонного золота месяцем, похожим на половинку обручального кольца темнело точно бархатный потолок над этой странной, лишь для красоты выдуманной улицей.
Одну из сторон целиком занимало Театральное училище; Терпсихора об руку с Мельпоменою воспитывали здесь будущих актеров, а также танцовщиков для Императорского классического балета – того, что и столетие спустя будет возглавлять перечень главных национальных ценностей совсем уже другой России. В закрытом для посторонних глаз учебном заведении ковались и шлифовались до блеска уникальные человеческие изделия, получавшие на выходе звонкое звание артистов Императорских театров. Производство работало бесперебойно, труппы столичных и иных театров пополнялись из года в год все новыми сильфидами и амурами. Училище во все времена особо опекалось императорской фамилией, здесь царили свои незыблемые устои, а казенная жизнь учеников была расписана жестко и непреложно.
И в соответствии с многолетней традицией на нынешний мартовский вечер назначен был в училище выпускной экзамен-концерт.
По столь важному случаю ожидалось прибытие Государя и прочих членов августейшей фамилии. Красная ковровая дорожка спускалась с пологих ступеней и продолжалась потом на тротуаре; бдительный служитель ревностно оберегал праздничную алость от случайного грязного башмака. (Впрочем, желающих пересечь сей охраняемый рубикон пока что не находилось – дорожка оставалась девственно чистой). Училищное начальство в полном составе вышло теперь на улицу, чтобы встречать у входа высочайших гостей.
Кареты одна за другой подкатывали к широкому училищному крыльцу. Кренясь и громыхая, разворачивались и беспорядочно толпились потом у освещенного входа. Лошади дыбились, – их с трудом удерживали бородатые кучера. Лакеи, соскочив с запяток, бежали отворять дверцы и раскладывать нахолодавшие ступени. Важные гости, слегка сутулясь, выбирались из карет и торопливо шли по дорожке.
Радуясь возможности приступить к своему главному делу, топорща усы, и надувая сизые от холода щеки, оглушительно засвистели городовые (суета их привнесла в атмосферу встречи как раз ту торжественно-суматошную ноту, что и сопутствует всегда прибытию высоких персон). Не вынимая свистков изо рта, стражи порядка решительно теснили не слишком многочисленных любопытствующих, сбежавшихся на их оглушительный свист.
Спустя минуту, сотряся мостовую орудийным топотом копыт, великолепная царская тройка с расчетливой точностью подлетела – подкатила почти вплотную – к училищным ступеням. Всхрапывая и бурно дыша, так что ходили их вздрагивающие лоснящиеся бока, резко встали лошади казаков, верхом сопровождавших этот самый главный столичный экипаж.
Служитель еще раз старательно и неторопливо обмел и без того чистую ковровую дорожку. Швейцар, не проявляя излишней суетливости, со спокойным достоинством отворил и придерживал тяжелую входную дверь. Городовые вытянули руки по швам, вздернули подбородки и замерли, без выражения глядя прямо перед собою.
