– Не бойся – заберут под Москву.
Так и случилось. И вообще, мой уход в армию был очень интересен. В свое время я работал в военкомате, и военком обещал послать меня в Чернобыль к своему другу в его часть. Это был 1984 год.
– Будешь в Чернобыле, близко от Киева, каждую субботу и воскресенье будешь в Киеве отдыхать, никаких проблем не будет – там ни дедовщины, ничего нет…
И вот в последний момент военком узнал, что я верующий, что я не комсомолец.
– Как, ты верующий? Все! В Чернобыль не поедешь – поедешь в Сибирь!
Таким образом получилось, что Господь спас меня от Чернобыля. Авария произошла в апреле 1986, а это был 1984 год – я как раз попал бы в число ликвидаторов. Та часть как раз участвовала в апрельских событиях. Узнав, что я верующий, военком не стал ходатайствовать обо мне, и так меня отправили под Москву.
В армии я попал в новостроящиеся казармы, отопления еще не было. В результате заболело полчасти – я писал об этом маме и сестре. И они пошли посоветоваться к Матушке. Дело в том, что они хотели выслать мне носки, а у нас тогда не разрешали носить носки – только портянки. За носки даже наказывали.
– Высылайте носки. Ничего страшного – он мерзнет. Но он не заболеет, – благословила Матушка.
И в тот год я вообще не болел, хотя в казармах холод был ужасный. Так благословением Старицы я и прослужил благополучно до конца срока службы. В острой ситуации я как-то по-особому почувствовал заботу Матушки обо мне и стал чаще у нее бывать.
Неоднократно говорила Старица о том, что я буду священником. Несколько раз она показывала в мою сторону, говоря: «Это батюшка».
Однажды я сидел за столом в келии Старицы за трапезой. Матушка обратилась к женщине.
– Подай батюшкам.
– Но батюшка один, а этот парень не…
– Нет, подай батюшкам, – перебила Старица.
Или же в другой раз она сказала так: «А он закончил семинарию в Киеве и здесь недалеко служит». У меня даже и мысли не было ни о семинарии, ни о священстве, тем более что семинарии тогда в Киеве не было. По профессии я художник, профессию эту не собирался менять, все меня устраивало, но Матушка сказала о моем служении как о неком совершившемся действии – «закончил». Один раз она сказала: «Пономарит недалеко, – а другой раз, – служит». И потом я был пономарем совсем недалеко – в Китаевской пустыни.
В начале девяностых годов мой отец увлекся движением автокефалов и начал ходить к ним в храм. И вот Матушка ему предсказала это еще при своей жизни. Однажды он пришел к ней, и Старица прямо спросила его.
– В какую церковь ты стал ходить?!
– Матушка, да я хожу во Владимирский собор, в другие храмы, на Подол хожу во Флоровский монастырь, – тогда Владимирский собор был наш, еще не было раскола.
– Нет, в какую церковь ты стал ходить?
Поставила перед ним знак вопроса, чтобы он призадумался. И потом, когда это с ним случилось, он, осознавая свое заблуждение, говорил: «Это, наверное, было для меня предсказание, что я буду сомневаться в истинности Украинской Православной Церкви». Перед смертью он покаялся, вернулся в лоно нашей Церкви, хотя соблазн был для него очень большим.
Смерть Старицы я пережил очень глубоко и тяжело. «Последний человек ушел, с которым я мог посоветоваться, который поддерживал меня», – думал я в состоянии некоторой депрессии. Поэтому Матушка после своего отшествия в Царство Небесное подавала мне множество знаков своего внимания и заботы – всех не перечислишь.
