Матушкины цветочки - страница 9

Всю свою жизнь я старалась жить ради семьи. Диплом в институте защищала с десятидневной Лерой, потом, не успев выйти на работу, уехала с мужем в Сибирь. Там я смогла поработать всего три года архитектором и опять ушла в декрет с Ксенией. Ещё один год я работала до рождения Роди, а потом уже окончательно ушла в «хронический» декрет. Каждые полтора-два года у нас рождалось по ребёночку, и на работе я оказалась только тогда, когда исполнился годик последней дочке Павле.

Дело в том, что наш приход открыл православную гимназию (то есть общеобразовательную школу, но с христианским направлением образования). Гимназия должна была оправдать своё призвание, а значит, в ней должны были быть такие предметы, как греческий, латинский, мировая художественная культура. Вот по МХК как раз и не нашлось подходящего специалиста в нашем маленьком городе. Пришлось мне работать, хотя и всего два дня в неделю по несколько уроков. Зарплата, соответственно, мизерная, зато сплошное беспокойство о маленьких детях, оставленных дома одних.

И вышло так, что к пятидесяти годам (в районе, приравненном к Крайнему Северу, это пенсионный возраст для женщины) я оказалась без стажа и без зарплаты. Обратившись со всеми документами в пенсионный фонд, я получила расчёт моей социальной пенсии на сумму 1100 рублей и слово «пожизненно» в конце расчёта. Насколько я знаю, социальную пенсию получают тунеядцы, всю жизнь прожившие и провалявшиеся под забором. К таким вот «бичам» (сибирское словечко, означает то же, что и «бомж») я и оказалась приравнена. А 100 рублей мне прибавили к пенсии как льготу женщине, родившей пять и более детей.

Вообще-то, стало обидно. Труд архитектора я вспоминала как недостижимый для меня отдых, а все последующие годы, трудясь дома, я не имела ни выходных, ни отпусков и никакой, естественно, зарплаты. Советские ордена и льготы многодетным были уже отменены, а 2008-й – Год семьи, с его наградами и льготами, ещё не наступил. Осталась я с «1100 руб. пожизненно».

И я всплакнула. Больше от обиды и непонимания, чем от само́й мизерной пенсии. Успокоившись и вытерев глаза, вышла на кухню трудиться дальше. Но от наших детей не так-то просто что-то скрыть. Мгновенно я была ими окружена, и меня стали тормошить и требовать рассказать, кто меня обидел и зачем я плакала. Отбиваться долго не было сил, и я сказала:

– Вот, моя страна решила, что я ничего в своей жизни не сделала, и теперь пенсия у меня будет, как у бичей, которые, вон, на улице подаяние просят.

Дети замолчали, подумали и надулись. Я решила, что это они за меня переживают и тоже обиделись на государство. Но вдруг услышала:

– Ты что, на пенсию надеешься? Всю жизнь нас всех растила, неужели мы о тебе в старости все не позаботимся? Как ты можешь об этой пенсии плакать?!

Я опешила. Сколько себя помню, все вокруг «об этой пенсии» заботились, оформляли и только о ней и говорили. Я всегда думала, что это так важно! Я привыкла надеяться на неё! Мои дети, как часто вы оказываетесь мудрее, чище, правильнее, я никогда не устану учиться у вас!

Мой сын растолкал кучку сестёр и сделал шаг вперёд:

– Всё, всем молчать! Я – единственный сын в семье. Я маму кормить буду!

Я опять плакала, но эти слёзы были такие сладкие…

Лида – это наша с батюшкой услада. Тихая, кроткая, любящая, трудолюбивая девочка, которая каждый день молится: «Господи! Дай мне дать!». Чудесный, нежный цветок. Наверное, в каждой многодетной семье есть такой «Божий подарок». Всё в этом ребёнке радует. Но есть в ней какая-то «вороность», вроде: «Экая ты ворона. Опять всё забыла и перепутала!».