Внук вольноотпущенника, Обайдаллах был не тем человеком, которого можно было презирать. Он получил хорошее образование, знал наизусть классические поэмы и древние баллады. Принадлежность к кайситам вдохновила его благородной идеей. Обнаружив в Египте только два кайситских племени, он привел в страну тринадцать сотен бедных семей кайситов, создал колонию и прилагал большие усилия, чтобы сделать ее процветающей. Уважение Обайдаллаха к семье своего покровителя было воистину трогательным. Находясь на вершине власти, он не только не стыдился своего низкого происхождения, но и открыто заявлял о своем долге перед Хаджаджем, освободившим его деда. Будучи наместником Африки, когда его посетил Окба, сын Хаджаджа, Обайдаллах усадил его рядом с собой и проявил к нему столько почтения, что его сыновья, с надменностью молодых выскочек, возмутились. Оставшись наедине с отцом, они призвали его к ответу. Они сказали:
– Ты усадил этого бедуина рядом с собой в присутствии знати и курашитов, которых это наверняка оскорбило, и они затаили на тебя злобу. Ты уже стар, и никто не станет обходиться с тобой дурно, да и смерть скоро защитит тебя от всех нападок. Но мы, твои сыновья, имеем все основания опасаться, что позор твоих деяний падет на нас. А что будет, если рассказ об этом случае дойдет до ушей халифа? Разве не разгневается он, узнав, что ты выказал больше уважения этому человеку, чем курайш?
– То, что вы говорите, справедливо, сыны мои, – ответил Обайдаллах. – У меня нет оправданий. Но я больше не заслужу ваших упреков.
На следующее утро он пригласил Окбу и знать во дворец. Он обращался со всеми уважительно, но почетное место предоставил Ибн-Хаджаджу, у ног которого сел сам. После этого он послал за сыновьями. Когда они вошли в зал и в немом изумлении застыли, не в силах поверить своим глазам, Обайдаллах встал и, восславив Бога и пророка, рассказал все, что накануне говорили ему сыновья.
– Призываю Аллаха и всех вас в свидетели – хотя и одного Аллаха достаточно, что этот человек – Окба, сын того самого Хаджаджа, который освободил моего деда из рабства. Моих сыновей сбил с пути истинного Иблис, вселивший в их души безумную гордыню. Однако я заявляю перед Богом, что я, по крайней мере, не виновен в неблагодарности, и хорошо понимаю, чем обязан небесам и чем – этому человеку. Я заявляю это публично, опасаясь, что мои сыновья могут лишиться Божьего благословения, не признавая, что этот человек и его отец – наши покровители. Ведь тогда они будут прокляты Богом и людьми. Я слышал, что пророк сказал: «Проклят будет тот, кто делает вид, что принадлежит к семье, в которой он чужой; проклят будет тот, кто отвергает своего покровителя». Также я слышал, что Абу Бакр говорил: «Отречься даже от самого дальнего родственника или утверждать, что ты принадлежишь к семье, к которой не имеешь отношения, – значит проявлять неблагодарность к Богу». Сыны мои, я люблю вас, как себя, и потому не подвергну вас проклятию Бога и человека. Вы говорили, что халиф разгневается, узнав, что я сделал. Успокойтесь. Халиф – пусть дарует ему Аллах долгую жизнь – благороден и великодушен. Он прекрасно знает свой долг перед Богом и человеком. И я не боюсь вызвать его гнев тем, что вознаграждаю своих друзей. Наоборот, я уверен, что он одобрит мое поведение.
Со всех сторон раздались возгласы:
– Он правильно говорит! Да здравствует наш правитель!
