Вот и сейчас меня интересовал не броненосец, а другой корабль – мореходная канонерская лодка «Гель-Гью», на которой служит племянница адмирала Дзирта Кишлерр, особа взбалмошная и успевшая доставить мне некоторое количество проблем. Но, сколько ни шарил я по внутреннему рейду линзами сорокакратного бинокль (японского, дорогущего, с азотным наполнением, купленного во время недавнего визита в Москву) – канонерку обнаружить так и не смог. Пётр тоже не теряет времени – с каменной физиономией извлёк из футляра подзорную трубу, раздвинул – и теперь изображает из себя капитана Блада, хотя, как по мне, больше смахивает на Паганеля…
Похоже, канонерки в Зурбагане нет. Может, она вместе с упомянутой особой отправилась в дальний океанский поход? Или несёт стационерную службу где-нибудь в Лиссе, Дагоне, а то в одном из тех «Внешних Миров», где у Зурбагана имеются постоянные торговые представительства? Увы, надежды на это мало – канонерка приписана к флотилии Маячной Гавани, и вряд ли могла надолго оставить свой пост. А жаль, сейчас мне – нам, если уж на то пошло! – ни к чему дополнительные сложности, которые так и вьются вокруг этой бедовой девицы.
– Мало? – сочувственно спросил Сергей. Поданной им фляжку – плоскую, оловянную, умещающуюся в заднем кармане брюк – хватило только на два весьма скромных глотка.
– А тебе на моём месте хватило бы? – огрызнулся Казаков. – Предлагал же, ещё в Петрозаводске затариться на дорогу! А ты заладил: там возьмём, да там возьмём… Ну и где здесь её брать?
Сергей ухмыльнулся.
– Вообще-то отсюда до «Белого Дельфина» минут десять ходу, а то и меньше. «Белый Дельфин» – это таверна такая…
– Помню, ты говорил. – Казаков потряс над открытым ртом фляжкой. – Пусто, чёрт… – Там ещё Александра Грина кто-то помнит?
– Да, хозяйка таверны, тётушка Гвинкль. Знаешь, какой грог она варит? Закачаешься…
Казаков вернул фляжку законному владельцу и стал озираться по сторонам. Сергей не мешал – сейчас старому другу надо как-то упорядочить творящийся в голове кавардак.
Внутренний рейд гавани, отгороженный от большой воды брекватером, вполне соответствовал описанию, данному Грином: восхитительно грязна, пыльна и пестра; в полукруге остроконечных черепичных крыш и набережной теснилась плавучая, над раскаленными палубами, заросль мачт; гигантскими пузырями хлопали, набирая ветер, паруса; змеились вымпелы.
Вдоль пирса, на который выгрузили багаж с «Квадранта», стояли десятки кораблей – шхун, барков, пароходов, каких-то вовсе незнакомых посудин с двуногими мачтами, многоярусными надстройками и рядами вёсельных портов над самой водой. По тянущейся вдоль пристаней улице сновали гружёные повозки, бегали грузчики с тележками и ручной кладью. Прохаживалась туда-сюда пёстрая публика, от оборванных матросов до прилично одетых горожан. На противоположной от пирсов стороне улицы выстроился ряд домишек – их узкие, двух- или трёхэтажные фасады смыкались, не оставляя ни малейшей щёлочки; трубы на остроконечных крышах дымили вровень с марсами пришвартованных кораблей.
Казаков помолчал, прислушиваясь к своим ощущениям, помотал головой.
– Грог, говоришь? Сейчас бы чего покрепче – а местный колорит оставим на завтра.
Легко сказать – «на завтра»… а что будет, завтра-то? Оказаться в чужом городе или в чужой стране – этим москвича, выходца из 2024-го года удивить трудно – но сейчас-то он в самом настоящем другом мире! И то, что он выглядит местами знакомым, местами же чужим, загадочным, никак не добавляло душевого спокойствия. А значит, никуда не денешься: водка (или любой достаточно крепкий горячительный напиток) в такой ситуации самая что ни на есть, жизненная необходимость…
