1913 год
Из города Сван вернулся как раз к тому часу, когда надо было зажигать маяк.
На скале было темнее, чем обычно, – сумерки, как туман, заволокли деревья, тучи застыли на горизонте черной массой, и на мгновение в холодной тишине фонаря Сван почувствовал себя кораблем, сорвавшимся с якоря и потерявшим ориентиры в пространстве. Но он тотчас воспрянул духом при виде мачтовых огней вдали от гавани, зажег фитиль, и когда стеклянный отсек наполнился мерцающим светом, ему показалось, что далекий корабль подмигнул ему в ответ сигнальными огнями.
Сван всего однажды видел свет своего маяка с моря. Это было лет пятьдесят назад, когда ему пришлось самому сходить в Сент-Джонс на лодке за припасами и в его отсутствие огонь на башне зажигала Грейс. На обратном пути он был занят подсчетом расходов и проверкой купленного по списку, так что даже не задумывался о том, как будет выглядеть маяк, а когда его плоскодонка обогнула скалы и вошла в Норман-Клиффс-Бэй, он увидел луч, устремленный в море, пронзающий тьму, башня высилась на скале – суровая, горделивая, живая, неколебимая, – и у Свана по спине побежали мурашки.
Внутри башня ощущалась совсем по-другому – шумной, скрежещущей, механической. Ничего в ней не было от того умиротворяющего чуда, каким она казалась с залива. Луч, столь удивительный и загадочный для того, кто смотрит на него издали, здесь был сложным продуктом взаимодействия стекла, латуни и масла, горящего в резервуаре, который тщательно спроектировали для того, чтобы усиливать свет, проходящий через гигантскую, высотой со Свана, линзу. И еще тот, кто любовался этим светом с моря, не чувствовал ни жара, ни прогорклого дыма, не слышал гудения вращавшего линзу часового механизма в отсеке под фонарем, такого мощного, что сотрясался пол. Среди глубокой ночи бодрствовали только смотритель, маячная башня и океан.
На этот раз Сван не стал задерживаться в фонаре – погладил линзу напоследок, спустился в свой домик и рухнул в кресло. Обратный путь из города он проделал будто во сне, ничего не замечая; грудь сдавило и не отпускало до тех пор, пока он не оказался в лесу. Теперь ему все чудилось, что с минуты на минуту сюда примчатся Абигайл или Корт. На выходе из банка он быстро проскочил мимо Лу Роланда, который как раз шел на работу и удивленно шарахнулся в сторону. И хотя это был тот самый Роланд, ради которого он сегодня и приехал в город, Сван сумел лишь взмахнуть рукой в ответ на его приветствие. И только сейчас, на своей уютной, безопасной кухне, он почувствовал, как сердце замедляет бешеный перестук, потихоньку успокаиваясь. На столе стояла корзинка с остатками морошки, как будто ничего не изменилось с сегодняшнего утра. «Ты еще пожалеешь о тех днях, когда тебе докучал только Корт…» Да уж, дружище Питер был прав.
Вахтенный журнал лежал рядом с морошкой – толстая тетрадь в кожаном растрескавшемся переплете, – и Сван вспомнил, что сегодня так ничего и не записал. Для него это было нехарактерно. Память давно стала его подводить, и он пришел к выводу, что фиксировать события лучше сразу после того, как они происходят, чтобы отчет был точным и подробным. Но сейчас он никак не мог заставить себя перенести на бумагу день, который начался с Корта Роланда и закончился Абигайл Норман. Поэтому он тянул время, рассеянно перелистывая в обратном порядке страницы за предыдущую неделю.
