ДИГИТАЛИЗАЦИЯ. Несколько десятков лет назад медиатеоретик Фридрих Киттлер постулировал, что цифровая природа различных медиа (MP3, цифровых изображений, автоматической торговли акциями и т. д.) является техническим априори современности. И, как и любая медиа-революция (возникновение языка, появление письменности, изобретение книгопечатания), это приводит к апокалиптической (чрезмерной) реакции.
Строго говоря, в ситуации дигитализации проблемы вызваны тем, что новые медиа производят излишек смысла (Дирк Беккер), на этот раз в срезе между человеком и машиной, излишек, к обработке которого еще никто не готов.
В самом выражении «большие данные» уже заключена эта умственная перегрузка. Крупнейшее из известных хранилищ данных секретных служб составляет 1 йоттабайт, что равняется 10>24 байт. Это чуть более 10>14 байт на каждого жителя Земли, то есть более ста терабайт, чего хватит на 10>7 часов (или более тысячи лет) HD видео. Однако значение и ценность больших данных заключаются не в невероятном количестве, а в том, как данные соотносятся друг с другом (или, если быть более точным, как устанавливаются причинные связи между ними), а также в отношениях, которые можно установить между данными и отдельными лицами и группами, производящими их. Постепенно большие данные трансформируют политический и правовой порядок: этот процесс превосходит вас с точки зрения прогресса по одной лишь причине технической обработки.
Несмотря на то что вы живете в эпоху цифровой революции, она есть нечто, превосходящее вас. Хотя бы потому, что у вас еще нет адекватной юридической и политической теории – той, которая может иметь дело со временем, приходящим из будущего.
Армен вводит в поисковике AfD и PEGIDA, Трамп и KKK, но это ничего не говорит о его политических взглядах. В связи с отчетами о его преподавательской деятельности за последние двадцать лет, которые, несомненно, существуют в той или иной форме, эта информация может быть интерпретирована неверно. Даже тот факт, что он проводил семинары по политологии в Вене на тему Венский антисемитизм рубежа XIX и XX веков, может быть истолкован по-разному. А его критические замечания по поводу продолжающегося отрицания Турцией геноцида армян, происшедшего сто лет назад, могут быть восприняты как антимусульманские. Но какую бы цепочку примеров ты ни проигрывал у себя в голове, выводы, сделанные на основе цифровых данных, отличаются от реальности в зависимости от того контекста, в котором они были сформированы.
Сколько бы усилий вы ни прикладывали, порочный круг в рассуждениях о вычислении может быть разрушен не рефлексивным мышлением, а только рекурсией. То, что ты рассказал о себе вчера, зависит от того, что ты сделаешь с этим завтра (хотя это может оказаться чересчур консервативным способом выражения). Сами по себе твои данные несут мало информации. Они похожи на пустые раковины, которые принимают значение только в конкретном контексте. Но это означает, что они также обладают поэтическим потенциалом для интерпретации как нечто иное, чем то, что кажется очевидным здесь и сейчас (профиль А интересуется ку-клукс-кланом и должен быть засыпан соответствующей информацией). В этом смысле данные напоминают то, что лингвисты называют «дейктическими шифтерами»: значения «я», «здесь» и «сейчас» всегда возникают в конкретном контексте. Большим данным свойственна чувственная неопределенность и семантическая неоднозначность, о чем мы часто забываем.
