Я решил перевести разговор в другое русло. Времени на безделье хватало, а на войне не так уж часто выпадает случай поболтать об отвлеченных вещах с красивой девушкой. Но у меня с некоторых пор зародились определенные подозрения, и их следовало проверить. Поэтому я тоном чуточку посуше спросил:
– У тебя есть документы?
– Конечно. – Она глянула чуть удивленно. – Все необходимые. Они были со мной в институте и все уцелели. Только школьные погибли вместе с домом…
– Могу я их посмотреть?
Она улыбнулась той самой своей бледной улыбкой, к которой я уже стал привыкать:
– Вы деликатный человек, господин майор. Не требуете властно предъявить документы, а вежливо интересуетесь, не можете ли вы их посмотреть… Но если я откажу, вы ведь все равно потребуете?
– Боюсь, что да.
– Значит, вы – русский фельджандарм? Отец говорил, в любой армии они есть, только называются по-разному. Наверняка и у вас…
– Конечно, есть и у нас что-то наподобие фельджандармов, – сказал я. – Только я к ним никакого отношения не имею. Просто… Видишь ли, мой батальон – не обычная пехотная часть, а, скажем так, гораздо более интересная. Все подробности – военная тайна, ты, как дочь офицера, такие вещи должна понимать. Так вот… На военном языке ты сейчас именуешься «неизвестное гражданское лицо, оказавшееся в расположении воинской части». Никакие репрессии таким лицам не грозят, но документы у них проверяют обязательно. У тебя их рано или поздно проверил бы какой-нибудь офицер или патрульный. И у них у всех тоже, – я показал большим пальцем за спину на табор беженцев. – И добавил магические для всякого немца слова: – Таков строгий порядок, все по уставам…
Похоже, и на нее эта военная магия подействовала должным образом: ничего больше не сказала, расстегнула пальто, достала из левого внутреннего кармана коричневый дерматиновый бумажник и спокойно протянула мне.
Соврал я ей, конечно, безбожно. Кого эти беженцы интересовали настолько, чтобы проверять у них документы? Сидят себе кучкой перепуганных зайчишек, подозрительных среди них не видно, и пусть сидят, жалко, что ли? Благо немецкие фельджандармы за наших проделали большую работу, выхватывая всех мужчин определенного возраста, резко уменьшив число подозрительных для нас лиц.
Здесь другое… Во всевозможных разноплеменных военных формированиях, созданных немцами из изменников Родины – а также не состарившихся еще белогвардейцев, – не так уж и мало служило женщин. Никто из них оружия в руках не держал, но все равно с точки зрения закона они считались изменниками Родины и, так сказать, безусловно подлежали. Власовцы, РОНА – знаете, кто это? Ну вот, не надо объяснять – украинские, эстонские и латышские эсэсовцы, кавказцы, калмыки и прочие, всякой твари по паре.
Специально за ними не охотились, но ориентировки на них начали поступать сразу, едва мы вошли в Германию. Так вот, весной сорок пятого, когда от «тысячелетнего рейха» осталась неширокая полоса, уже не во всю длину Германии, к тому же вся эта сволочь всерьез озаботилась, как бы сбежать на запад, к союзникам, потому что на востоке им ничего хорошего не светило.
(Забегая вперед, скажу: рано губья раскатали. Когда война кончилась, оказалось, что союзники не выдают только прибалтов и украинцев, а прочих отправляют к нам толпами – ну, за исключением тех, в ком их разведки видели ценные для себя кадры.)
