– Это тебе, – сказал Дэвид, протягивая ей цветы.
Она и не взглянула на них. Спросила ровным голосом:
– Ты ранен?
– А, это… – Он посмотрел на повязку, выглядывающую из-под килта. – Ничего серьезного, царапина. На мне все заживает легко. Ты же знаешь, – попробовал он ввести в разговор нечто объединявшее их совсем недавно.
Однако Мойра не попалась на уловку. Просто сидела и смотрела на него.
Дэвид опустился рядом среди вереска, подобрал один из упавших цветов из принесенного букета, стал вертеть его в руках. Молчание затягивалось. Ох уж эта непонятная фейри Мойра с ее потаенными думами! И чтобы избавиться от возникшего между ними напряжения, Дэвид стал рассказывать, как сложилось у них в походе. Сказал, что теперь у Ангуса могут быть неприятности: они не успели настичь бешеных пастухов, и пришлось отбивать скот уже у Мак-Мэтисонов. Вступив в схватку с охранявшими стадо клансменами, парочку даже убили, одного ранили и связали. Мойра должна понимать, что после хэшима может последовать ответный набег. Но это при условии, если Сыны Медведя захотят вступать в стычку с Сынами Ночи из-за нескольких угнанных коров… Ведь Мак-Ихе все же септ, который находится под защитой Маккеев, а Маккеи нынче в силе.
Мойра слушала его, глядя куда-то в сторону, и у Дэвида сложилось впечатление, что ее не интересует его рассказ. Тогда он просто спросил:
– Что тебя гнетет, женщина?
Мойра ответила не сразу. Она слышала сильные ровные удары собственного сердца. Но какие-то путы упали… И она коротко ответила:
– Я беременна.
– Что? – Дэвиду показалось, что он ослышался.
Мойра расхохоталась, громко и зло.
– Тебя это удивляет, Хат? А я думаю, ты мог бы кое о чем догадаться. Или скажешь, что не делал ничего такого, отчего я могла зачать?
Дэвид молчал. Он сильно побледнел, но молчал. Даже сам не ожидал, что так испугается этой вести. Как он понимал, этот ребенок не от вождя Маккензи, а от него, Дэвида Майсгрейва, английского лазутчика, которому надо оставить эту женщину как можно скорее. Но он ведь выкрал ее и… Ему даже показалось, что сердце его оледенело и покрылось инеем. Что же теперь с ней делать?
Внешне он казался спокойным. И все так же вертел в руках цветок, будто ничего другого его не интересовало.
Тогда Мойра ударила его кулаком по плечу – сильно, даже болезненно.
– Ты словно коварный драки[15], Хат! Ты выкрал меня, а потом, когда я была в беспамятстве, воспользовался моей слабостью! Я для тебя была всего лишь добычей, которой ты не преминул полакомиться!
– Ты сама молила меня об этом! – резко перебил ее Дэвид.
– Не смей так говорить, лжец!
Но он уже не мог остановиться:
– Да, ты сама просила меня, Мойра! О, как ты просила!.. Я лежал подле тебя, а ты, пылающая и шальная, изгибалась подо мной, обнимала и умоляла… А я все же живой человек, я мужчина… который лежал рядом с ласкающейся к нему жаркой красавицей! Тут и святой бы не сдержался. Знаешь, о чем ты просила? Я сразу понял, какие игры были у тебя со стариной Гектором… Поцелуй меня там, раскрой мой цветок…
– Замолчи! – вспыхнула Мойра и отшатнулась.
Они оба умолкли. Дэвид сидел, опустив голову, а Мойра дрожала от негодования.
Лишь через время Дэвид глухо произнес:
– Бедная моя Мойра! Что же мне теперь с тобой делать?
Его слова будто хлестнули ее кнутом:
– Что делать? А я ведь почти уверилась, что ты лучше всех на свете! А ты… ты змей! Ты чудовище!
