Вторая особенность, или если хотите цель, была более прозаичной и достижимой. Цесевич достиг ее к своим неполным тридцати годам. Собственно, ее нельзя было назвать целью, так, именно особенность, так сказать – изюминка. Он был алкоголиком. Запойным. Как-то раз мы весело проводили время на даче моих родителей под Наро-Фоминском. Компания была хорошей, мы отлично проводили время. До тех пор, пока ко мне не подошел бледный Дима:
– Семен, пошли, там это… у Цесевича… белка!
– Врешь!
– Бл…дь буду !
До этого я только слышал о белой горячке, но никогда не приходилось наблюдать это воочию. Я и не представлял себе – как это – белая горячка. Это представлялось смешным эпизодом, как в комедии «Кавказская пленница». Куда там. Это гораздо страшнее и совсем невесело.
Интересно, что при этом человек выглядит абсолютно трезвым – у него не заплетается язык, он не шатается, если ходит, внешне он выглядит абсолютно трезвым и нормальным. По крайней мере, так выглядел тогда Цесевич. И это было страшнее всего.
Мы подошли к нему, он сидел на траве, взглянул на нас безумными глазами и обратился ко мне абсолютно серьезно:
– Семен, ты че тут тараканов развел?
– Андрюх, ты че, ебн…лся, какие тараканы?
– Молчи, бл…дь – зашептал мне на ухо Дима, с ним ща нельзя спорить – он видел это уже не первый раз.
Цесевич продолжил, причем, строгим тоном, которым обычно жесткие руководители разговаривают с нерадивыми подчиненными.
– Дима, ну хер ли ты зенки вывалил? Иди сюда! Садись! Давай руку!
Учитывая, что Цесевич обладал густым низким баритоном, это выглядело очень убедительно, мы даже вздрогнули и подтянулись, как новобранцы перед прапорщиком. Дима осторожно присел рядом с ним. Рассказывал потом:
– Конечно, бздел. А х…й его, дурака, знает? Укусит, бл…дь, делай потом уколы в живот!
– Мудак, в живот – это от бешенства, а наш водяры перепил, он же ща практически стерильный – проспиртован весь.
Цесевич деловито руководил Димой – как и где ему держать руку. Дима с серьезным видом сложил левую ладошку лодочкой и теперь держал ее на уровне груди Цесевича. Тот собирал вокруг себя видимых только ему насекомых, складывал их в потную ладошку Сайдинова и , время от времени, строго покрикивал, заставляя сжимать ее;
– Ты мудак, Дима? Че рот раскрыл? Разбегутся же!
Со стороны это выглядело так, как будто дети играют в песочнице, только дети были уж больно большие, нетрезвые и мизансцена к умилению не располагала.
Это действо продолжалось минут пять, пока не прибежала девушка Цесевича –Марина, по прозвищу Хрустальная Сова, фамилии ее я уже не помню. Свое прозвище она получила из-за ее когда-то участия в известной телепередаче «Что? Где? Когда?». Она привычно уже что-то заговорила ему на ухо, помогла подняться и увела в дом, где и уложила его спать. Сейчас мне это кажется очень удивительным, потому что, как я потом узнал, успокоить человека в таком состоянии – очень трудно. Сове это удалось, и слава Богу! В то время, как она уводила Цесевича, я взглянул на Диму. Он, незаметно осмотревшись, перевернул левую ладонь, как будто что-то выбрасывая, а потом еще и вытер руку о штаны. Подмигнув ему, я поинтересовался:
– Ну, чё, Дим? Выпустил? Молодец! Иди, маленький, ручки вымой!
– Ага, хер его знает, даже не могу объяснить, что за чувство. Умный ты, Семен, задним-то умом – сам бы ладошки подставлял, попробовал бы, как оно!
