Если я приходила в класс в новой кофточке, обязательно спрашивали, «от кого», где купила и так далее. Девчонки просто помешались на фирменных тряпках, они сравнивали вещи друг друга, рассуждали о моде, как будто она делалась у них дома, сравнивали дизайнеров, многие лично присутствовали на показах в знаменитых модных домах, на каникулах родители непременно вывозили своих чад в Европу или на какие-нибудь экзотические острова-курорты. Потом эти поездки с жаром обсуждались, демонстрировались снимки и сувениры. Я скучала, отчаянно скучала. И еще я чувствовала себя ущербной. Я не могла все время соответствовать одноклассницам. А раз так, у меня не могло быть друзей.
Я отгородилась от класса и стала носить черное.
Однажды Лика сказала:
– Да плюнь ты на них, переведись!
Вот так, все просто. А мне-то казалось, что нет никого, кому было бы хуже, чем мне.
Но появилась Ксанка, и все изменилось. Ее отцу удалось вырваться из горячей точки и вывезти семью. Но за те несколько лет, пока они жили в зоне военных действий, Ксанка насмотрелась всякого.
У Лики во дворе часто собирались готы, мы иногда подходили к ним, так, просто пообщаться. Я никогда не чувствовала себя членом стаи, но узнать, как живут в стае, было интересно.
И вот однажды мы сидели с готами, вдруг во дворе появилась девчонка в камуфляже. Это было неожиданно. Это было сильно. И мы познакомились с Ксанкой.
Она заявила, что будет носить камуфляж, пока не кончится война.
– Война никогда не кончится, – сказала Лика.
Ксанка чуть не заплакала. И мы от нее отстали.
А потом я перевелась в другую школу. Это была гимназия с гуманитарным уклоном. Туда просто так не брали, надо было пройти собеседование.
Я страшно боялась собеседования. Лика мне твердила, что я легко его пройду. Я старалась убедить себя в том же, но накануне не смогла уснуть, утром с трудом заставила себя собраться. Меня трясло, бросало то в жар, то в холод, да еще и живот разболелся. От страха, наверное.
Мама, видя мое состояние, посоветовала никуда не ходить. Но я уже решила. К тому же я не могла вернуться в старую школу.
Я пришла точно к назначенному сроку. И увидела длиннющую очередь, растянувшуюся по лестнице с первого этажа до второго. Очередь галдела, шушукалась, двигалась, переминалась, вскрикивала. Изнемогая от страха, я пристроилась в хвост, хотела что-то спросить у впередистоящих, но мне ничего не ответили. То ли не знали, то ли не хотели общаться.
Девчонки и парни то и дело пробегали по лестнице вниз и вверх, хлопала дверь кабинета, оттуда выходили и опять входили какие-то люди. Я почти ничего не различала. Пятнадцатиминутное стояние в очереди превратилось в настоящую пытку. Резь в животе стала настолько сильной, что я согнулась дугой и ухватилась за перила.
– Плохо? – услышала над самым ухом участливый голос.
– Живот что-то скрутило, – машинально ответила я, – наверное, придется уйти.
– Да ты что! – воскликнула незнакомая рыжая девчонка, подхватывая меня под руку. – Если сейчас уйдешь, потом уже не вернешься. Они сегодня наберут желающих, уж поверь.
– Ну, значит, не судьба. – У меня не было сил терпеть.
– Еще чего! – И она потащила меня вверх по лестнице, энергично расталкивая очередь: – Пропустите, человеку плохо! Ребята, пусть она пройдет без очереди!
И, как ни странно, толпа расступилась, открывая передо мной заветные двери.
– Ну, давай, ни пуха! – напутствовала меня моя спасительница.
