— А как же семья? — удивляюсь.
— Семья, — пожимает плечами. — Всех кто у меня был, убили, когда я ещё пацаном был. А семья Антона… — замолкает и, сглотнув, продолжает: — Не было у него семьи, родственники были, а семьи не было.
— Антона? Подожди. Капитан, говорил, что тебя Антон зовут.
— Не меня, — качает головой, — парня которого я убил ради документов.
— Ты? — удивлённо пялюсь на Тунгуса.
— А за что, ты думаешь, меня в Ад то отправили? Хотя не только за это, — вздыхает. — Я просто молодо выгляжу, вот и решил в армии отсидеться, да новую жизнь начать. Но не успел.
— Подожди. Стой. Отсидеться? Новую жизнь?
— Это длинная история, — качает головой, — а у меня мало времени. Но если вкратце, то я киллер, Егор. В основном снайпер, как ты понимаешь. И хотя гасил я таких же мразей, как и те, кто заказывали первых. Хм… Иногда заказчиков тоже приходилось убирать, — достаёт из-за спины пачку с сосисками: — Будешь? — киваю. А Тунгус тем временем продолжил: — Это же так мудро, спрятать концы в воду, убрав исполнителя. Вот меня и попытались убрать. Наследил. Ты наверняка успел на гражданке застать шумное убийство замминистра?
Киваю, покручиваю сосисочку над огнём:
— И кого он заказал?
— То есть тебя не волнует, что я грохнул этого человека. А заодно и двух его охранников?
— Не-а, — мотаю башкой, — знаю я его. Не близко, но знаком. Мразотный был человечишка.
— А охранники? — не унимается Тунгус.
— А что охранники? — пожимаю плечами. — При таком хозяине, ручки у них тоже в дермеце, да и кровушки думаю хватает. Не знаю, заслужили ли они смерти, но это была их работа. Тем более если я правильно понимаю, они тебя должны были грохнуть? — кивает. — Ну туда им и дорога.
— То есть ты меня не осуждаешь? — смотрит странным взглядом.
— Осуждаю, — качаю головой. — Как же без этого. Но я и сам не белый и пушистый. А ты, чуть ли не брат мне, так что плевать.
— Вот и я об этом, — кивает.
— О чём? — отрываю взгляд от уже почти идеального вида сосиски.
— О том, что был счастлив от того, что словил твою пулю.
— Что?! — роняю сосиску в огонь. — Пожрал, млять, — выхватываю ветку, которая заменяет мне шампур и принимаюсь сдувать угольки.
— Держи, — протягивает пачку с сосисками. — Возьми новую.
— Отстань, суицидник, эта только вкуснее стала, — отмахиваюсь.
— Не суицидник я. Брат у меня был, младший, убили его, — грустно вздыхает, — Анна, это которая твоя бабка, как выяснилось, как-то по-умному это обозвала. Но смысл в том, что ты вроде, как семьёй моей стал. Наверное, поэтому ты меня видел и даже в Аду помогал, — и смотрит на меня глазами побитой собаки, я аж поперхнулся и закашлялся.
— Да не был я в Аду!
— Был, — качает головой. — Не должен я тебе этого говорить, но дальше фронта не пошлют, — улыбается. — Ты просто не помнишь, братка, нельзя живым помнить. Ты запомнил другие картинки. Вот помнишь же, как мы прятались, но было и другое.
— Хм… — першение в горле прошло. — Мне как-то приснилось, что мы с тобой бежим по раскалённой пустыне, и тут из-за бархана выбегает здоровенная тварь…
— Ага… — кивает. — Всё-таки что-то помнишь. Собственно, твой дед за меня переплатил изрядно, я же, как чемодан без ручки. И на перерождение отправлять нельзя, грехи не пускают и в преисподней держать накладно. Ты же, как поручик Ржевский: явился, по рогам настучал, всем кто под руку попался, в карманы всем нагадил и проснулся. Меня даже последнее время в отдельном месте держали. Чтоб тебе это место приятным казалось и ты не начинал меня спасать, — улыбается.
