Последняя фраза у Андрея вышла пошлой, как в старом анекдоте, который, само собою, был здесь неизвестен. Но женщинам ее хватило за глаза – обе рухнули перед ним на колени.
– Да, ваша светлость! Благословите!
Никитин оторопел – они склонили перед ним головы, целовали руки, а ведь ночью т а к о е было, что даже как-то в голове не укладывается. Или тут на все проще смотрят?!
– Живите с миром.
Андрей перекрестил склоненные перед ним головы, он уже несколько обтерся в этой новой для себя роли и уже не испытывал того жгучего стыда, как раньше.
– С колен поднимитесь – негоже матерям воинов их преклонять. Не рабыни вы, холопки, а я вам не пан!
– Пастырь вы наш, святой отец!
Он задохнулся от полученных слов, как от пропущенной в живот доброй плюхи, посмотрел с недоверием – нет, вроде не издеваются над ним, не намекают на и н ы е отношения этой ночью, говорят серьезно, с благоволением, словно доброму священнику. Даже глаза горят фанатичным блеском – как тут не поверить!
– Деньги на детишек потратьте, и, смотрите у меня, чтоб все было, а то… Ну вы поняли!
– Но тут много, и золото, – растерянно вымолвила женщина и раскрыла ладонь, Андрей мысленно ахнул – золотых монеток было почти столько же, как и серебряных. И тут же зеленая пупырчатая жаба зашевелилась в его душе, стеная и охая.
– Возьмите обратно злотые, нам пяти грошей серебра на полгода хватит… – умоляюще прошептала женщина.
Может быть, в другое время он и поддался порыву, но тут посмотрел на два туго набитых мешочка с динарами и солидами. Да и не к лицу командору забирать дареное.
– Это на всех детей в селении, – по-барски бросил он и осекся – дверь отворилась без стука, в комнату вошел брат Ульрих, а потому Андрей заторопился выпроводить женщин:
– Бери деньги и иди, дочь моя!
Те поклонились в пояс и тут же выбежали, радостные и довольные, а рыцарь, к удивлению Андрея, ведь они остались вдвоем, преклонил перед ним колено. И сказал столь серьезным голосом, какие уж там розыгрыши или нарочитое смирение:
– Благословите меня, грешного, ваша светлость.
Пришлось перекрестить покорно склонившуюся перед ним седую голову, а потом положить правую руку на плечо рыцаря, заставляя того поднять на ноги обратно. Но взглянув в лицо брата Ульриха, Андрей решил, что для него сейчас лучшая защита – это нападение и ответы давать нужно лишь после своих вопросов.
И сразу сказал весомую фразу, которую могли произносить только члены капитула, что заставляла каждого крестоносца без лишних слов выполнить любой приказ.
– Дело ордена, брат!
– Я готов, ваша светлость!
– Вчера ты был сильно удивлен, брат, когда узнал меня. – Андрей сделал запрещающий жест, призывающий к молчанию, и рыцарь тут же стиснул зубы, сдержав порыв.
– А потому я уверен, что мой приказ, посланный два месяца тому назад, в богемские и моравские замки, ты не получил…
– Нет, твоего приказа, брат-командор, я не получал. Даже не знаю, что ты его нам отправлял.
– Так почему ты здесь с крестоносцами, а не в Бяло Гуру, куда я приказал вести «копья»?! Ах да, ты же никак не мог получить этого приказания. Но кто тебя отправил?
– Четыре месяца назад через папского легата в Праге я получил послание от брата Любомира с приказом исполчить наши силы в Богемии и Моравии и идти быстрым маршем в Бежицу, к брату Карлу, чтобы под сильной охраной увезти нашу святыню.
Рыцарь говорил четко и ясно, но в глазах, как Андрей видел, у него все ярче и ярче разгорается огонек непонимания. Но и сам Никитин впал в некоторую растерянность – он-то точно знал, что отец Павел не отправлял никаких приказаний в Прагу.
